Борис Бартфельд - Возвращение на Голгофу

Юрген долго лежал на спине, глядя в бесконечно глубокое, торжественное небо, и жизнь казалась ему такой же бесконечной, как это бездонное небо, и величественной, как звуки басовых труб вселенского органа.

Страшный грохот разорвал его перепонки, тысячи осколков кирпича и смертоносного железа впились в его глаза, уши, голову, грудь, ноги, руки, забив нос и рот красной кирпичной пылью. Вместе с камнями старой кирхи он рухнул вниз к подножию башни, а когда он уже лежал на земле, разрыв следующего снаряда, начисто сбивший чуть ли не половину колокольни, низвергнул на его тело камнепад.

Фельдфебель Матцикайт и солдат Брун, разомлевшие от дремотного тепла, очнулись от оглушительного разрыва. Они ничего не успели понять, когда второй взрыв потряс кирху, и грохот падающих камней слился с эхом взрыва. Без шинелей они выскочили во двор. Верх церковной башни вместе с их наблюдательным пунктом был снесён. У подножия лежала гора битого кирпича, камней, гранитных блоков, изломанного дерева. Фельдфебель осторожно посветил фонариком. Из кучи кирпичного праха торчал солдатский сапог. Они долго разбирали завал, пока не освободили тело студента и не уложили его на белоснежное одеяло, укрывшее церковный двор. Снег под студентом уже не таял. Всё его тело страшно изломало взрывом и посекло осколками. Умер он мгновенно, ещё не долетев до земли. Подавленный Курт долго стоял над бесформенным телом, в котором совсем недавно ещё билось живое человеческое сердце. Брун, не произнеся ни слова, ушёл греться в комнату.

Фельдфебель вывернул из кармана погибшего изрядно обкусанный кусок сахара, из нагрудного кармана — документы Лёбурна, их он забрал себе, затем надолго замер над телом, нелепо и растерянно улыбаясь. Сколько смертей случилось рядом с ним за годы войны? Офицеры и солдаты гибли от пуль, осколков, горели заживо, мины разрывали их на части. Погибали неопытные солдаты и бывалые бойцы, прошедшие сквозь тяжелейшие сражения. Они гибли в бою и гибли случайно, иногда нелепо, и в их гибели не было никакой закономерности. Никогда индивидуальная смерть не была стопроцентно предопределена, всегда оставался какой-то шанс на спасение. И это позволяло жить на фронте, преодолевать страх смерти. Но в целом смерти его однополчан были неизбежны, ведь они были мышцами этой войны, её руками, ногами, топтавшими почерневшую от огня землю. Кто из них погибнет в ближайший день, оставалось неизвестным. Но то, что кто-то погибнет, все они знали. И смерти эти, наряду с победами и поражениями, являли собой соль войны, были заранее предопределены её условиями, поэтому никогда особо не выбивали из колеи солдат и офицеров. Однако при этом у каждого из них оставался шанс, у каждого свой, особенный, верный шанс на спасение. А вот теперь он, вояка до мозга костей, бывалый фельдфебель Курт Матцигкайт, выбит из нормального состояния. Смерть этого студента, само присутствие которого на войне казалось неуместным курьезом, смерть в эту величественную новогоднюю полночь подавила Курта. В какой-то момент он почувствовал, что задыхается, его горло и нос были забиты известково-кирпичной пылью. Сотрясаясь всем телом, он стал отхаркивать сгустки пыли, хватал воздух ртом, пытаясь впустить в судорожно сжавшиеся лёгкие хотя бы несколько свежих глотков.

Кашель отрезвил его, вывел из оцепенения. Курт перенёс студента в дом, положил в холодную кладовку, всмотрелся ещё раз в застывшее лицо юноши и вернулся в комнату. Ни видеть Бруна, ни разговаривать с ним он не желал, считая его виновным в случившемся. Рухнул на кровать и провалился в тяжкий, бредовый сон.

Утром, в первый день сорок пятого года, фельдфебель хоронил студента. Выбрал под могилу свободное, не заваленное камнями место у стены кирхи. Заставил Бруна выкопать яму, — а копал тот долго и тяжело, до кровавых пузырей на ладонях, — после чего отправил Солдата греться в дом. Курт сам вынес тело, опустил его в землю, долго один стоял над могилой и один засыпал её. На обрезке доски написал чёрной краской:

«Hier um Silvester Mitternacht 1945 wurde der Student Jürgen Leburn ermordet» [26].

Доску приколотил к стене кирхи, прямо над могилой.

С этого момента жизнь спецгруппы изменилась. Фельдфебель больше не замечал Бруна, не разговаривал с ним, не давал никаких команд. Когда ложились спать, гнал его прикладом из комнаты и запирал дверь. Брун пытался противиться, но он опрокинул его на спину, наступил ногой на грудь, уперев приклад в горло визжавшего солдата, и так стоял с минуту, пока холодная ярость не улеглась. Тогда он отошёл в сторону, освободив почти задохнувшегося Бруна.