Борис Бартфельд - Возвращение на Голгофу

Эти птицы жили здесь всегда.

Огромные птицы Роминтенской пущи.

Зоркие глаза Красного леса и Красной реки.

Век назад их предки облюбовали высокую сосну на крутом берегу.

И теперь землю далеко кругом покрывал слой мелких костей, пуха и шерсти.

Иногда хозяева гнездовья парой кружили над лесом в беззвучном небесном танце. Но чаще в небе он парил один — грозный орёл, высматривающий свою добычу.

Он не боялся ничего, кроме треска прожорливого огня и человека с его чадящими машинами; похожие на длинных грохочущих червей, они вгрызались в глубину леса и выволакивали за собой вековые сосны.

Орёл тяжело взлетал из гнезда и кругами, расходящимися всё шире и шире, поднимался к небу. Его владения раскинулись так обширно, что с самого верха он не мог окинуть их взглядом от края и до края.

Далеко на восток уходил лес, за ним синела огромная чаша озера — глубокого, древнего. На юг лес тянулся бесконечно, и до границ его взгляд птицы не достигал. На север и запад текли быстрые реки, там лес заканчивался, и холмы сменялись бескрайней равниной. Среди холмов и по равнине в домах под черепичными крышами селились люди, по соседству с ними среди руин красного кирпича жили их боги.

То поле — заветное место охоты, охранял он своей магической силой, небесной силой. Оно лежало на северо-западном краю его владений, и туда неизменно во множестве приходили кормиться грызуны и мелкие хищники. Поле это он находил взглядом из любой, самой далёкой точки своего полёта по загадочному силуэту. Как только стаивал снег, сквозь траву проступал профиль хищной птицы: два глаза — пуговицы с офицерской шинели — золотом вспыхивали под лучами солнца; между ними блестел огромный нос — штык от русской винтовки.

Туда, огромный и грозный, падал он с неба за своей законной добычей.

Они лежали в поле. Их шкуры, омытые дождём, были ещё упруги, и только в тех местах, где пули выворотили наружу мясо, нарушалась та восхитительная гладкость лошадиного тела, которая издревле манит человека. И до сей поры нет ничего более завораживающего для мужчины, чем оглаживать ладонью упругие, трепещущие бока лошадей. Они лежали в холодной осенней траве в два ряда, почти по-военному ровных; лишь лошади, тянувшие телеги в хвосте обоза, успели метнуться в стороны под пулемётными очередями, нарушив строгий порядок. Люди выпрягли неподвижные тела из телег, сняли хомуты, подпруги, уздечки, вожжи. Телеги с уцелевшим грузом увезли, а лошади остались свободными от тягла, но теперь вместо человека, извечно впрягавшего их в ярмо, смерть стреножила и уложила их в чужом поле. Лошади эти попали сюда из русских и белорусских деревень да литовских хуторов, и все то время, пока их держали во фронтовых частях, они тяжело работали на войну. Птицы только начали расклёвывать их мясо, и зверью ещё предстояла обильная трапеза. До первого снега их обгложут хищники, обточат насекомые, и на поле останутся только белоснежные скелеты и изысканные лошадиные черепа. Да и кости эти через годы исчезнут, растворятся, уйдут в землю кальцием и фосфором. Но и этому неизменному и столь естественному в природе процессу не суждено сбыться в войну. Издали послышался глухой, рваный гул, он стремительно нарастал, наполнялся лязгом стальных гусениц, на поле ворвалась танковая армада, шедшая в несколько колонн. Через минуту гул начал затихать, танки уходили так же стремительно, как и появились, унося на гусеницах лошадиное мясо. В минуту поле превратилось в грязную смесь глубоко взрытой почвы и размолотых лошадиных останков.

Все стихло.

…Утро так и не распогодилось. Холодный осенний туман мелкими каплями садился на телогрейки и шинели солдат, стекал за вороты гимнастерок. После спешного завтрака артиллерийский противотанковый истребительный полк двинулся от поселка Миллунен в сторону Толльмингкемена [1] Населенные пункты на востоке Калининградской области, в Нестеровском районе: Миллунен — Илюшино, Толльмингкемен — пос. Чистые пруды, Дамерау — пос. Степное, Шталлупенен (Сталлупенен) — г. Нестеров. Комментарии и примечания к главам приведены в конце книги. ( В текст примечания перемещены верстальщиком ) . Был день 23 октября 1944 года, и уже началась та промозглая осенняя пора, что так сильно отличается от начала осени. Вернее, той ее половины, на которую приходится бабье лето, необыкновенно длинное в этой части Восточной Пруссии, приграничной с Литвой и Польшей.