Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Значит, и у нас такое могло случиться?

— Могло, конечно. Так что… как тебе сказать… Может, оставим это занятие?

— То есть как — оставим? Разве нам другого руководителя не дадут?

— Кто же тебе его даст?

— А вы?

— Ну, это для меня многовато… Не по Сеньке шапка. Вот если б ты…

— Я? — удивился Михаил. — Мне ведь еще самому многое понять нужно.

— Вот давай вместе разбираться. Сначала прочтешь, а потом сообща и подумаем… А? Иль, может, забоишься?

Михаил не обиделся на Булгакова за это слово — «забоишься». Уж слишком неожиданным было само предложение.

— Я должен поразмыслить, подготовиться… Это ведь очень серьезно… И потом — где брать литературу?

— Ну что ж, ответ мне по душе. Думай. А про книжки не твоя забота: у меня их брать будешь. Ты нам вот эту разъясни получше.

Михаил прочитал название: «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?»

— Хорошо. Я попробую.

Эта книга потрясла Михаила не только содержанием, но и самим фактом своего существования. Значит, есть в России люди, которым близка и дорога судьба народа того самого рабочего класса, к которому теперь причислял и себя.

Но занятия кружка в очередную среду Васильев не провел: он объяснил Булгакову, что не готов, что ему самому нужно многое прочитать, понять, и просил принести еще «таких» книг.

Булгаков ждал, не торопил парня. И вот однажды Васильев сказал ему:

— В следующую среду я, пожалуй, смогу… Михаил-большой внимательно, точно впервые, посмотрел на студента и едва заметно улыбнулся.

— Попробуем, — сказал он.

Васильев не рассчитывал на то, что придет много народу: об аресте товарища Леонида рабочие уже знали. Одни могли не прийти из осторожности, другие — из чувства недоверия: что может рассказать им этот малец…

Но, к удивлению своему, Михаил увидел, что людей собралось достаточно.

— Вот передо мной лежит книга, — начал Михаил, — и мне предстоит подробно рассказать вам о ней. Но прежде позвольте прочитать одно стихотворение. Называется оно «Железная дорога», и написал его русский поэт Николай Алексеевич Некрасов.

Михаил уже давно решил, что именно с этого начнет свои занятия — и потому, что по содержанию оно подходит, и потому, что название у него такое близкое именно для этих людей, работающих и даже живущих на железной дороге. Он понимал, что Некрасова знают многие, что народ поет его песни. Но ведь когда он сам перечитывал заново это стихотворение, появились же у него мысли, которые прежде не возникали. Ведь перекликались с «Манифестом» слова о народе: «Вынесет все — и широкую, ясную, грудью дорогу проложит себе…»

Васильев читал, чувствуя, как метко попал он в цель: «В мире есть царь: этот царь беспощаден, голод названье ему… Он-то согнал сюда массы народные…»

Его не перебивали, но когда он закончил, то почувствовал, как близко к сердцу приняли люди строки Некрасова. Особый отклик вызвали слова о народе: «…вынес достаточно русский народ. Вынес и эту дорогу железную — вынесет все, что господь ни пошлет!» Кто-то стукнул по столу и крикнул: «Хватит, натерпелись», кто-то остудил его — чего, мол, горячишься. Там ведь и про дорогу ясную сказано.

Эти слова и использовал Михаил для начала занятий.

Книга, о которой он собирался рассказывать, как раз об этом: кто же истинные друзья рабочего класса — те, кто бьет себя в грудь и называет «другом народа», или социал-демократы, для которых нет в жизни другой цели, кроме борьбы за освобождение рабочего класса?

«А ведь разобрался малец, — думал Булгаков. — Самую суть схватил. Вот что значит образованность».

В самом конце занятий с задней скамейки раздался вопрос:

— А ты-то сам кто будешь — социал-демократ?

Что мог ответить тогда Михаил? Конечно же симпатии его на стороне социал-демократов. Но вправе ли он уже причислить себя к ним? Не будет ли это выглядеть самонадеянностью и бахвальством? Готов ли он взять на себя такую ношу и такую ответственность?

Он сказал прямо и честно:

— Пока не знаю. Это ведь на всю жизнь.

После этого занятия его больше никто в мастерских не называл Михаилом-маленьким или Михой, а величали по имени-отчеству — Михаил Иванович.

Несчастье пришло нежданно-негаданно. Утром, придя на работу, Миша услыхал:

— Там Булгаков помирает, тебя к себе зовет. — Сначала Васильев не поверил: богатырь Булгаков — и вдруг «помирает».

— Да беги же, беги, с мастером договорился. Михаил бежал, спотыкаясь о шпалы. Какие только мысли не мчались наперегонки в его мозгу, и одна казалась нелепее другой…