Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Надо готовиться к захвату банков.

— Операцию с банками возглавлю я сам, — сказал Антонов, и Васильев согласно кивнул.

— Словом, товарищи, если меньшевики заговорили ласково, нужно держать оружие наготове.

Ковылкин, побывавший на телеграфе, сообщил, что 25 октября в ноль часов тридцать пять минут получена телеграмма о начале вооруженного восстания рабочих и солдат Петрограда. Членам партии эсеров телеграфного окружного комитета предлагалось установить контроль за прохождением информации: материалы, призывающие к восстанию, конфисковывать и направлять в Петроград, в главную телеграфную контору, где установлено дежурство членов Центрального комитета Всероссийского союза почтово-телеграфных служащих.

— Губернский комиссар Тапуридзе, — докладывал Ковылкин, — распорядился усилить охрану города. Для охраны почты и телеграфа брошены юнкера.

— Зашевелились… Отлично! Ну да мы тоже не намерены сидеть сложа руки. Кто подписал телеграмму из Петрограда?

— Министр Малянтович.

— А, милейший Павел Николаевич. Что ж, Марат еще в пятом году предсказывал этому либеральчику прямой путь к предательству.

— Вы знакомы с ним?

— Был знаком в Москве. Присяжный поверенный. Всю жизнь хотел оставаться добрым дядей. Нет уж, милый Павел Николаевич, революция всех расставит по местам.

Вбежал дежурный.

— Там какая-то девушка спрашивает Ковылкина.

— Вот видишь, Степан, — пошутил Васильев, — как сразу вырос авторитет. Зовите девушку сюда, — обратился он к дежурному.

Маленькая курносая телеграфистка, совсем девочка, бойко заявила:

— Разрешите вручить дополнение к ночной телеграмме.

— Нуте-с, — протянул руку Михаил Иванович, но девушка вопросительно посмотрела на Степана. Лишь получив молчаливое позволение, она вручила бумажку Южину.

Антонов, едва сдержавший улыбку, сказал:

— Молодец, товарищ телеграфистка! Революционная дисциплина — прежде всего.

Девушка смутилась и выбежала из кабинета. Южин читал:

— «Телеграф Петрограда занят большевиками. Просим все телеграммы, призывающие к ниспровержению Временного правительства и неисполнению боевых приказов, задерживать. За министра почты Малянтович».

На межпартийное совещание меньшевиков, эсеров и большевиков пошли втроем — Васильев, Антонов и Лебедев. Настроение было приподнятым, — линия Ленина в ЦК победила. Значит, вооруженное восстание в Питере началось.

— Интересно, чего хотят от нас эти временные? — озабоченно спросил Лебедев.

— Предательства, чего же еще, — ответил Антонов. Совещание началось в шесть часов вечера. Не откладывая дела, слово взял эсер Минин.

— Вы, вероятно, уже знаете, что петроградские большевики начали под предводительством ЦК предательский мятеж против Временного правительства.

— Нельзя ли полегче, — резко оборвал Южин.

— Ничего, — кипятился Минин, — Временное правительство и революционная демократия без пощады раздавят преступную кучку мятежников.

Антонов встал:

— Если желаете продолжать в таком духе, мы уйдем. Говорите прямо, чего вы хотите.

Минин уже не в состоянии был сдержать себя.

— Во избежание местных осложнений, — зло говорил он, — мы требуем, чтобы Саратовская организация большевиков публично и решительно осудила мятежные действия ЦК партии и петроградских большевиков.

Южин вскочил. Такой наглости он не ожидал даже от эсеров. Антонов нервно трепал свою бороду, а Лебедев даже кулаки сжал.

Меньшевик Чертков призывал: мол, пожалуйста, во имя престижа нашего города, ради спокойствия…

— Понимаете ли вы, — не выдержал Васильев, — сознаете ли вы сами, чего вы требуете от нас? Ведь вы хотите, чтобы мы поступили как жалкие трусы и предатели. Как смеете вы думать так о нас? Как смеете предъявлять нам подобные требования?

Антонов отметил про себя, что Чертков и Минин сразу умолкли. Он знал: меньшевики и эсеры боятся этого человека, боятся его убежденности, бескомпромиссности, его образованности и красноречия. Они боялись его влияния на рабочих и солдат, его непререкаемого авторитета. Они понимали, что за спиной этого человека стоит весь трудящийся Саратов.

— Впрочем, — продолжал, чуть успокоившись, Южин, — вы, мещане, иначе и не можете поступать. Но саратовские большевики всегда были и останутся честными, смелыми большевиками, и от лица всех своих товарищей, без всякого обсуждения вашего гнусного предложения, я заявляю вам: мы всеми нашими силами, не останавливаясь ни перед чем, поддержим наших петроградских товарищей. Не так ли, товарищи?