Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Не пущу…

Она сказала это так решительно и комично, что Южин не выдержал — сдался.

— Ладно, Саша, веди сюда Милютина. Видишь, я под арестом. А ты, — обратился он к Тане, — готовь на стол: гость с дороги.

Южин подробно рассказал Милютину о положении в Саратове, о настроении рабочих и солдат, о большевистском исполкоме, в который вошли и старые знакомые Милютина по «Маяку» — Плаксин, Лебедев, Венгеров, Бабушкин.

Заметив, что Милютин отмалчивается, Васильев спросил прямо:

— Зачем пришел, Владимир Павлович?

— Поддержат ли саратовские рабочие и солдаты Петроград, если там вспыхнет восстание против Временного правительства?

«Ясно! ЦК не сидит сложа руки». И Васильев ответил твердо:

— За большинство саратовских рабочих и солдат местного гарнизона я ручаюсь. Больше того, я не ручаюсь, что солдаты не поднимут независимо от Петрограда стихийного восстания в ближайшее время. Уж очень хотят домой. Затяжка войны, июньское наступление и мятеж Корнилова крепко настроили солдат против Керенского и соглашательских партий.

Он не стал говорить о том, что солдаты в самые критические и спорные моменты требуют к себе товарища Васильева, что даже меньшевики и эсеры нередко просят его о помощи, если у них не ладится разговор с солдатами.

— В Петрограде, — рассказывал Милютин, — такое же напряженное состояние. Ленин настаивает на немедленном выступлении, однако значительная часть членов ЦК против.

— Ленин, конечно, прав. Если мы не хотим, чтоб поднялось стихийное движение, осужденное, быть может, на неудачу, мы должны стать во главе его.

Милютин хорошо знал твердый и решительный нрав Михаила. Он знал и другое: Южин всегда объективно оценивал положение.

— Хорошо, — сказал Милютин, — я сообщу ЦК партии о настроении Саратова.

Таня получила очередное письмо из деревни. «А про то, что Ленин — шпион, брехня вышла. Он и есть, стало быть, за всех бедняков…»

— Это твой Вася пишет? — спросил Южин.

— Но-о-о, — с гордостью ответила Таня.

Слухи ползли по Саратову самые певообразимые. Московская улица, где помещалась дума, была запружена народом.

— Слыхали? Опять революция.

— Где революция?

— Говорю же вам — в Петрограде.

— И кто же теперь?

— Сказывают, опять царя поставили…

— Дура! Какого царя! Керенский большевиков бьет.

— Сам ты дура. Не Керенский большевиков, а большевики — Керенского…

— Нашего-то? Саратовца?

— А власть-то у кого?

— Да нет ее, власти-то. Нету…

Обыватели собирались группами, но тут же расходились, словно боясь услышать за спиной свисток городового.

Антонов-Саратовский пришел в Совет и застал там Южина.

— Ты ничего толком не знаешь?

— Нет, — ответил Южин. — Но думаю — свершилось…

— Почему ты решил?

— Видел сегодня меньшевика Черткова. Слишком любезен.

— А я, представь, эсера Минина. Не поздоровался.

— Вот видишь, — рассмеялся Васильев. — Значит, жди депутации. Видать, что-то сообщили им из Петрограда друзья по предательству.

Представители меньшевиков и эсеров не заставили себя долго ждать.

— Мы просим, — начал было один из лидеров саратовских эсеров, Минин, которого Южин считал тупым и твердолобым, — нет, не просим, предлагаем вам собрать экстренное совещание большевиков совместно с фракцией исполкома…

— Вы уверены, что имеете право нам предлагать? — резко спросил Южин.

Антонов остановил его:

— Давай выслушаем.

— С вами невозможно разговаривать, товарищ Васильев, — обиделся Минин. — Вы придираетесь к словам. А между тем у нас есть для вас и экстренное сообщение, и деловое…

Южин посмотрел на Антонова, в глазах обоих загорелись лукавые искорки.

— Что ж, если дружеское, тогда валяйте. Мы соберем своих товарищей сегодня же.

Октябрь был холодный. Вокруг дома губернатора, где помещался Совет, — видного двухэтажного особняка за ажурной оградой — шумели, сбрасывая листву, высокие тополя. Один за другим входили в здание рабочие, представители большевистских комитетов. Вошел и Степан Ковылкин.

— Я жду тебя, Степан, — позвал его Михаил Иванович. — Вот что. Сегодня меньшевики и эсеры собираются предъявить нам ультиматум. Мы должны точно знать, какие сведения получены телеграфом.

— Понял, — остановил Южина Ковылкин.

— А понял — вперед. Подбери ребят, да и там, среди телеграфисток, есть наши товарищи. Мы все должны знать точно. Не зря ведь так запрыгали эти блохи.

Южин предчувствовал, что завтра — решающий день.