Михаил Булкаты - Живой обелиск

Сказочный конь вздыбился, шлем и панцирь всадника заблестели, как рыбья чешуя. Но в бездонных глазах бардуага еще нет чувства, которое гложет его двойника.

Вот уже три дня горят сигнальные огни в Дайране. Три дня старые воины ждут у тлеющего огня приказа, но Еухор будто онемел.

Тох лежал с закрытыми глазами. Ради чего он жил? Чего он ждал? Над тлеющим хворостом витало отчаяние…

«До каких пор мы будем таскать в кожаных мешочках хлеб свой насущный?»

Тох ждал не этой безнадежности. Он ждал молнии, озарившей глаза Еухора, когда тот сразился в единоборстве с вражеским тысячником. Мастер не видел огня надежды, он ждал ее так же, как и двойник Еухора с незаконченным бесчувственным лицом. Он знал, что огонь надежды может сравниться только с огнем гибели, но все-таки ждал, потому что носить в душе недосказанную мысль для мастера та же гибель.

И он сверкнул, этот огонь надежды.

Потом случилось то, что должно было случиться. Прорвав ночную гущу, как бы откинув плотный полог тьмы, у замирающего костра возник взмыленный конь гонца.

— Вождь, отряды хромца подошли с востока к границам галгайцев и дзурдзуков.

У Тоха в висках гулко застучала кровь. Он отчетливо вспомнил слова Еухора: «Хромец не затем мел пыль от самого Самарканда, чтобы повернуть от наших ворот».

— Повернув от наших ворот, они обошли нас с востока, — сказал Еухор, уже сидя на коне. Он крикнул своим сыновьям: — Биракан, скачи в Кобан! Пусть народ оставит аулы и уходит вверх по ущелью реки Фиагдон!.. Матарс, в Куртатинское ущелье! Пусть соберутся в древнем городище Цымыти и ждут моего приказа!.. Худан, в Уаллагир!.. Сообщи защитникам крепости Касара о приближении хромца… Дзедарон, в Дигорию!.. Тох!..

— Я останусь при тебе, вождь!

— Сынок, делай то, что тебе говорит старший!

— Пусть моя арба катится рядом с твоей!

Еухор молча хлестнул коня, Тох погнался за ним. «Тохтамыш не дурак. Он догадался, что Тимур не зря повернул от наших ворот», — думал Тох.

Дайран остался за спиной. Еухор со своими дружинами быстро продвигался вдоль Терека. «Почему до сих пор не прислали своих гонцов леки, галгайцы, дзурдзуки?.. Что они намерены делать, на чьей стороне они будут сражаться, какое из двух зол предпочтут? Хромой лев не простит, что мы его задержали на целых четыре дня и заставили пойти в обход через Дербент. Он разрушил все крепости Азербайджана, и его кровожадные волки пасутся в степях Ширвана. Он сжег дотла Армению и Грузию, и ему ничего не осталось, как повернуть направо и, протиснувшись в наши ворота, заполонить русскую степь… Он шел верхом на скороходных верблюдах, но его прогнали те, о ком он, наверное, еще мало знает… О Уастырджи, помоги нам, и мы будем молиться за тебя во веки веков!»

Еухор вел аланов на восток. Недалеко от Сунжи ему донесли, что Тимур идет лавой, слизывающей все на своем пути. На берегу Сунжи он разбил передовые заслоны Тохтамыша, перешел вброд на эту сторону Терека. Над войском Тимура черная пыль стоит столбом, а Тохтамыш следует за ним, точно играет в прятки. Еухор не обольщался: Тимур шел против течения Терека не от испуга, а в поисках подножного корма. Всюду, куда он ступал, ему встречались подожженные луга и пастбища. И Еухор подтянул свои конные дружины к Тохтамышу.

Однако Тимур не думал играть с Тохтамышем в прятки. Он молниеносно развернул свои войска на подступах к Дзулату, ударив в лоб Тохтамышу, следовавшему по пятам. Еухор, шедший бок о бок с золотоордынскими войсками, видел, как, сойдясь лицом к лицу, войска Тохтамыша и Тимура откатывались друг от друга, чтоб, набравшись силы, сразиться вновь. Гремели тулумбасы, перекатывался дробный стук барабанов, звенели переломанные клинки, испускали последний вздох бахадуры, пронзенные насквозь копьями врага. Тохтамыш, стоявший с одним туманом кешиков [46] Кешик — личная гвардия великого хана Золотой орды, сформированная из потомства феодальной знати (тюркск.) . в тылу, угрозами толкал дзурдзуков и галгайцев в бой, и они сгорали меж двух лавин, как сошки, брошенные в огонь.

— Мардза! — крикнул Еухор, обнажая меч. — Мы будем бить хромца наискось, не сливаясь с Тохтамышем! Острижем им крылья с разбега наискось!

Окровавленные мечи блестели под солнцем, свирепели стянутые в сплошной ряд боевые кони, стрелы с визгом и зловещим свистом отскакивали от щитов аланских воинов.

Тох дрался слева от Еухора. Пришпорив своего храпящего жеребца, он зарубил мечом двух туркменов с кривыми саблями, одновременно замахнувшихся на Еухора. Тох опередил их. Одному мечом отсек правую руку. Он видел, как отсеченная рука судорожно сжимала рукоятку сабли. Второго схватил за шиворот, стряхнул с коня и успел еще в воздухе проткнуть копьем. Третьего схватил за грудь и, подняв над головой, швырнул под копыта вздыбившихся коней.