Ринат Валиуллин - Алмазы для Бульварного кольца

Второй полет был на север, в Кабинду – час туда, час обратно, которые Олег и за рейсы-то не считал: ФЛЕК, еще одна оппозиционная правительству повстанческая группировка, Фронт освобождения Кабинды, к тому времени уже почти выдохлась, один дым остался. Большой опасности для прилетающих туда самолетов город не представлял. При этом, на всякий случай, на посадку в Кабинду, ангольский анклав внутри территории Заира, все равно заходили со стороны океана, а не суши: как говорится, береженого бог бережет.

Вернувшись в Луанду, самолет, как обычно, до того, как его покинет экипаж, еще какое-то время находился на стоянке с включенными двигателями: летчики получали замечания и указания от командира по итогам дня. Олег тоже минут пять сидел безмолвно на своем месте рядом с СПУ, специальным переговорным устройством. Он глядел вокруг себя, будто запоминая на всю отведенную ему далее жизнь ставшие родными шпангоуты и стрингеры, образующие затянутый изнутри дерматином каркас самолета, чуть замутненные накрапывающим дождем иллюминаторы, открытую дверь в кабину пилотов, откуда доносился деловой и спокойный, приглушенный шумом затихающих двигателей разговор экипажа. Олег безмолвно прощался со своим АН-12-ым, четвертым по счету за прошедший год с небольшим и за примерно восемьсот часов в небе Анголы…

В 10.20 Хайдаров подъехал к советской военной миссии. Григорий был уже внутри, на территории, и поприветствовал его деловым кивком головы:

– Не суетись и отвечай, когда тебя спросят. Я договорился с Протасовым, что тоже зайду к нему с письмом, которое касается твоего дела.

– Дела? Меня уже судят? – Олег нервно усмехнулся и последовал за товарищем, минуя дневального, в кабинет, на котором было написано: «Начальник финансовой части Протасов М. В.».

Подполковник сидел за своим столом и, увидев Хайдарова и сопровождавшего его Григория, съязвил:

– Защитничка с собой привел, лейтенант?

Гриша протянул ему пакет с телеграммой:

– Михаил Викторович, я, как вы помните, из «Якуталмаза», вот мне просили для вас передать копию письма товарищу генералу.

– А ты, стало быть, типа, суд присяжных или как там его? – Протасов несколько умерил свой сарказм, при этом понимая, что рекомендательное письмо – оно и есть всего-навсего «рекомендательное».

– Все эти ваши писульки, товарищ Соболев, они у вас на гражданке, может, и срабатывают. А у нас поступают так, как велит закон военного времени и наша партийная, точнее, профсоюзная совесть. – Протасов строго посмотрел на висевший по правую руку от него портрет Л. И. Брежнева с густыми, задранными вверх бровями. – И совесть наша не дремлет!

Подполковник открыл конверт и торопливо пробормотал себе под нос текст телеграммы:

– «…всегда находился при командире отряда и при экипаже… отличник боевой подготовки… пытливый, усердный и настойчивый в изучении матчасти… совестливый и самокритичный, в быту скромен, во внеслужебных контактах с местным населением не замечен». Не замечен! – Протасов заметно оживился. – А вот Горохов Николай Валерианович, между прочим, твой сослуживец и коллега, – Хайдаров, слышишь? – как раз в этих внеслужебных контактах тебя и уличает!

Григорий слегка подтолкнул Олега, чтобы тот не молчал и что-то ответил:

– Товарищ подполковник, да Горохов сам все время с местными бразильцами трется. Чему у них, у капиталистов можно примерному комсомольцу научиться? Я, конечно, ни на что не намекаю, но, как говорится, «а судьи кто?». – Григорий снова незаметно ткнул Олега локтем в бок, намекая, что тот уже говорит лишнее.

– Судьи – те, кто надо! – Протасов чуть повысил голос. – Наш советский суд, как известно, самый гуманный суд в мире! Короче, что я тебе скажу, Соболев. Твое желание выручить своего друга-фарцовщика, наверное, заслуживает понимания. Но не более того. Ты разве не видишь, что он совсем распустился, как вы, молодежь, выражаетесь, оборзел? Все нормальные советские граждане сдают валюту, как завещал великий классик… тьфу, как его? – Подполковник наморщил лоб, пытаясь вспомнить фамилию автора.

– Булгаков, Михал Афанасич! – Гриша поспешил вовремя вставить фамилию полузапрещенного в СССР писателя.

– Во! Так что, Хайдаров, телеграммой своей можешь вытереть себе задницу! И готовься, дело это я передаю в военную прокуратуру. Там тобой займутся люди серьезные, не чета мне, доброму и мягкому. Они тебе объяснят, почем фунт лиха и прочно вдолбят в твою башку, что взрослых, особенно старших по званию, надо уважать!