Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

— Большая честь для нас, мосье Эрьзя, работать у вас в мастерской, — сказал один из них.

Предвидя заранее, что вслед за художниками из Парижа потянутся и их веселые подружки, и тогда мастерская Эрьзи превратится в настоящий Бедлам, Марта подыскала в Соо подходящее помещение и сняла его под вторую мастерскую. Степан не возражал: в практических делах он во всем полагался на нее. Когда все это уладилось, он поручил художникам выполнение заказов на женские фигуры, снабдив их рисунками и фотографиями, а сам продолжал заниматься портретами. Он прекрасно понимал, что, потакая вкусам богатых заказчиков, уходит в сторону от настоящего искусства, но как быть иначе, коли дал себя опутать ловкому аргентинцу-предпринимателю?..

Наконец после долгих ожиданий Степан получил из Москвы телеграмму о приезде матери и ничего не мог понять. Почему едет только мать? А где же отец? Но скупые слова телеграммы не могли ответить на его недоуменные вопросы, оставалось только ждать. Они с Мартой подсчитали, что если мать, посылая телеграмму, вчера же села в поезд, то завтра должна прибыть в Париж. От волнения Степан не мог ничего делать. Утром собирался ехать к заказчикам, но сейчас ему было не до них.

Марта предложила заранее снять для матери Степана квартиру. Не в мастерской же у себя он собирается ее принимать? Мадам Фарман любезно предложила комнату у себя в доме, ту, в которой больной Степан лежал в прошлом году. Ничего лучшего нельзя было и придумать. Дом Фарман находился по соседству с мастерской, и они с Мартой не отказались от ее любезности.

Уже садясь в автомобиль, Марта неуверенно сказала, что ей, может быть, лучше остаться дома и ожидать их здесь.

— Ты что, боишься моей матери? — спросил Степан, усаживая ее на заднее сидение.

Марта слегка пожала плечами и ничего не ответила. Но он по ее глазам видел, что она именно боится, и принялся успокаивать:

— Вот увидишь, какая она у меня хорошая... Непременно обрадуется, увидев тебя...

Его же всю дорогу терзал вопрос, почему мать едет без отца. Неужели отцу после стольких лет разлуки не захотелось увидеться с сыном?..

На привокзальной площади Марта купила корзину весенних цветов. В течение дня они выходили на перрон к каждому поезду с востока, но так и вернулись ни с чем обратно в Соо поздно вечером. Разочарованные и усталые легли спать, даже не поужинав. На второй день повторилось то же самое.

Мать приехала лишь на третий день. Степан увидел ее неожиданно: неуверенными шагами она шла по опустевшему перрону к зданию вокзала, держа в руке небольшой узелок. Он узнал ее по короткой плисовой жакетке, какие носят алатырские женщины по праздникам, да по мордовским сапожкам — голенища в гармошку. Эти сапожки Степан помнит еще с раннего детства. Мать их обычно обувала только в церковь и на свадьбы. Точно горячая молния ударила ему в сердце: ведь это его мать семенит по перрону! В одно мгновенье он сорвался с места, кинулся догонять ее, забыв и про Марту, и про цветы, которые она держала в руках. Догнал, с силой схватил за плечи и повернул к себе, жадно вглядываясь в сетку морщин вокруг глаз и глубокие складки у широкого рта на продолговатом поблекшем лице.

В первое время мать никак не могла понять, чего хотят от нее. Потом вдруг вскрикнула «Степа!» и припала всем телом к сыну, выронив из рук узелок.

Марта с цветами стояла неподалеку от них, не смея подойти ближе. А рядом смущенно улыбался высокий здоровенный парень с огромным мешком за плечами, которого Степан совсем не заметил. Лишь позднее, оторвавшись от матери, он с недоумением уставился на этого верзилу, силясь узнать, кто же это из его братьев или племянников.

— Неужели забыл? — Мать подтолкнула к нему своего внука. — Это Вася. Помнишь, он, как и ты, все любил рисовать?

Ну, конечно, Степан его хорошо помнит. В последний приезд в Алатырь ему было что-то около четырнадцати лет. А теперь вон какой вымахал, не мудрено и не узнать. Тут подошла очередь представить и Марту, все еще стоящую в стороне. Степан взглянул на нее, и она шагнула к ним, протянув матери большой букет красных тюльпанов.

— Боже мой, куда мне их, что я с ними буду делать? — сказала она, недоуменно посматривая то на сына, то на Марту.

Степан сразу понял, к чему эти взгляды.

— Это моя жена, мама. Зовут ее Мартой.

— У тебя их много было, таких жен, — недовольно буркнула она, но Марту все же обняла, прижав к себе вместе с тюльпанами.

Марта взяла ее под руку, они двинулись к стоящему за вокзалом автомобилю. Мать все здесь удивляло — и эта таратайка без лошади, на которой повез ее сын, и дома большие, и улицы шумные — не то что у них в Алатыре.