Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

Марта несколько преобразила внешний вид Степана, заставив его подрезать волосы и укоротить бороду. В Париже она заказала ему два костюма, светлый и темный. Раньше у него была привычка в одной и той же одежде и работать и появляться на людях. Исходило это вовсе не от небрежности, а скорее всего от безразличия к своей особе. Марта сумела побороть в нем это чувство, доказав, что известному скульптору не подобает походить на бродячего монаха. Степан убедился в правоте ее слов, когда увидел, что прохожие на улицах Парижа больше не оглядываются на него с удивлением. А в газетной конторе Бурцева, куда он заглянул с Мартой, его еле узнали.

— Ну, Степан Дмитриевич, вы теперь, кажется, окончательно вписались в парижскую толпу, — пошутил Владимир Львович. — Вас надо познакомить с моей супругой, она давно просит, чтобы я вас пригласил в гости. А кто эта особа? — спросил он в полголоса, показав глазами на Марту.

— Не беспокойтесь, она ни черта не понимает по-нашему, — сказал Степан. — Если вам угодно, считайте ее моей женой. Она не из каких-нибудь — порядочная.

Его слова несколько смутили Бурцева, и он поторопился сменить тему разговора.

— Чем нас удивите в этом году? Что-нибудь готовите для Салона?

— Есть и готовые, но до Салона еще далеко, — неопределенно ответил Степан.

Они с Мартой торопились, у них были билеты в театр. Бурцев проводил их до выхода, но о приглашении в гости больше не заикался...

В «Осеннем салоне» этого года Степан намеревался выставить портрет Марты и две головы Христа. Это, конечно, негусто, если он не успеет создать чего-нибудь более значительного. Можно выставить и «Осужденного», но эта скульптура уже побывала на двух выставках. Стоит ли ее тащить на третью?

В течение лета Степан сделал несколько скульптурных портретов по заказу, пополнив этим свою кассу. Затем снова вернулся к голове Христа и вылепил третью, по фотографии, того, кричащего. Мадам Фарман посоветовала ему отлить ее в бронзе. Этот его Христос будет иметь несомненный успех. Поскольку Степан в бронзе еще ничего не отливал, то рисковать не решился, а пригласил специалиста. Вещь по своей оригинальности получилась изумительной.

В это же время, когда Степан возился с отливкой «Кричащего Христа», пришло радостное письмо от Уголино, который извещал своего друга о большом успехе «Распятого» на римской выставке.

Как-то бродя с Мартой по окрестностям Соо, Степан наткнулся на небольшой гранитный камень, выглядывающий из высокой пожухлой травы, точно голова какого-то странного существа. Степан внимательно оглядел камень со всех сторон и ногой выковырнул из земли — его заинтересовала эта находка.

— Зачем он тебе нужен? — спросила Марта.

— Мы сейчас понесем его домой, — ответил он и попробовал приподнять камень руками.

Но он оказался слишком тяжелым даже для двоих. Степан огляделся: на лошади сюда не подъедешь. Ближайшей дорогой была лишь пешая тропинка, вьющаяся между холмами и вдоль буераков. Тогда Степан поставил камень на место, нарвал травы и замаскировал, чтобы никто не заметил.

— Неужели, думаешь, он нужен кому-нибудь? — смеясь сказала Марта. — Не попадись тебе на глаза, так бы и пролежал здесь до скончания века.

— Он мне нужен, и этого вполне достаточно...

На следующее утро, как только занялась заря, Степан, прихватив с собой инструмент и мешок, отправился к своей находке. Вернулся к вечеру, неся на спине уже почти готовую скульптуру. На выставке «Осенний салон» 1911 года эта вещь была выставлена под названием «Каменный век». Она изображала голову первобытного человека, обросшего длинными волосами и густой бородой.

После выставки «Осенний салон» 1911 года Степан стал известен не только в кругу любителей искусства, но и среди широкой парижской публики. Газеты и иллюстрированные журналы много внимания уделяли его имени. Бурцев прислал ему в Соо несколько русских газет, выходивших в Петербурге и Москве. В них тоже были помещены отчеты о римской и парижской выставках. Везде пестрело его имя, перечислялись названия его работ. Его называли «гением волжских лесов», «русским Роденом», «чудо-мужиком». Но Степан все эти восхваления и ярлыки воспринимал равнодушно. Он привык жить отшельником и не выносил вокруг себя шума и суеты. Слава всегда тяготит даже того, кто страстно к ней стремится. Люди должны восхищаться произведениями искусства, а не их создателями, считал он.

Появилось много желающих взглянуть на русского мужика, живущего под Парижем. Появились и заказчики, больше всего на портреты, и в первое время Степан принимал их охотно, но позднее это занятие стало его тяготить: совсем не оставалось времени для своих работ. Среди приезжающих в Соо было много русских эмигрантов, которые часто занимали у него деньги, никогда, разумеется, не возвращая их. Степан относился к ним снисходительно и никогда никому не отказывал. Зато Марта возмущалась. Однако даже все это было терпимо, пока пе нагрянули из Парижа всей ватагой бывшие друзья-художники, понятно, с подружками.