Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

Когда Степан дома рассказывал об этом Марте, они покатывались от смеха.

— Вот видишь, даже светские дамы не стесняются показывать мне свои прелести, — сказал он, воспользовавшись случаем, чтобы уговорить ее попозировать для обнаженной.

— Я бы, может, и согласилась, — ответила она нерешительно, — если бы эту вещь ты оставил у себя. А то ведь ты обязательно ее выставишь или, того хуже, продашь. И будут на мое тело глазеть все, кому не лень.

— На твое тело буду смотреть только я. Но ведь я и без того его хорошо знаю. А посторонним предоставим смотреть лишь на мрамор, на холодный мрамор...

Что в конце концов оставалось Марте, как не согласиться?

Над «Обнаженной» Степан работал больше по вечерам: днем был загружен парижскими заказами. А Санчо Марино из Буэнос-Айреса все время подстегивал его письмами. Вот когда Степану стало окончательно ясно, что он дал себя закабалить этому предприимчивому метису из Аргентины. Он связал его по рукам и ногам. Уж лучше жить впроголодь, чем быть сытым и ездить на автомобиле, но принадлежать самому себе. Что может быть хуже для художника, привыкшего к свободе и независимости?..

Оторванный от далекой родины, живя среди довольства и славы, в последнее время Степан почему-то все чаще и чаще вспоминал Алатырь, маленькую деревушку на берегу извилистой Бездны, где протекло его безрадостное и бедное детство. Письма оттуда приходили редко, да и сам он не очень-то баловал родных ими. Как-то вечером он открылся Марте, что хочет пригласить в гости своих родителей. Пусть посмотрят на белый свет, ведь нигде дальше Алатыря мать никогда не бывала.

— Они у тебя строгие? — спросила Марта, повернувшись к нему,

Она лежала на низком топчане, сколоченном Степаном, и позировала для «Обнаженной». Ее чистое и белое тело блестело при ярком свете, точно отшлифованный каррарский мрамор.

— Отец ничего, мягкий. Мать — строгая. Даже очень строгая, — ответил Степан.

Марта немного помолчала, а затем, выдавив из себя улыбку, проговорила:

— А не погонит она меня отсюда метлой, когда узнает, что я тебе вовсе не жена, а всего лишь любовница?

Степан вспомнил, как однажды уже обманул мать, приехав в Алатырь с Ядвигой и сказав, что это его жена. Она тогда, конечно, нисколько ему не поверила, но приняла Ядвигу, как сноху.

— Не прогонит, — успокоил Степан подругу. — Ты здесь хозяйка, а она будет твоей гостьей...

В тот же вечер он написал два письма, одно на имя отца, в котором просил приехать его вместе с матерью в Париж к нему в гости, другое — в Алатырскую уездную управу с просьбой снабдить родителей необходимыми документами для выезда во Францию. Степан надеялся, что слава, окружающая его имя здесь, на Западе, не могла не докатиться до родного Алатыря, что там его знают и не будут чинить препятствий родителям. Он не ошибся. В далеком Алатыре его не только помнили и знали, но и гордились своим знаменитым земляком. Вскоре он получил оттуда теплое письмо за подписью городского головы, в котором его приглашали в родной город, обещая построить специальное здание для него и его скульптурных произведений. Он был тронут этим письмом. Оно говорило о признании его высокого таланта лучше всяких высокопарных газетных статей. Приди это письмо раньше, когда Степан был свободен от обязательств по договору с Санчо Марино, он, наверно, ни одного дня не задержался бы в Париже. А теперь ему остается только чертыхаться и терпеливо ждать конца договорных уз...

Еще перед Новым годом из Алатыря писали Степану, что получили денежный перевод и собираются в дорогу, но вот уж кончается зима, а родителей все нет. Что могло случиться? Степан не находил себе места. Даже во время работы он думал об этом, а работы прибавлялось с каждым днем. Кроме портретов, которых с избытком нахватал Санчо Марино, он взял несколько заказов и на скульптурные группы, и на обнаженные женские фигуры. И теперь слал из своего Буэнос-Айреса бесконечные письма с детальным описанием этих групп и фигур, вкладывая в конверты фотографии голых девиц в различных позах. Степану досмерти надоели его невежественные советы и беспрерывные понукания, и в конце концов он перестал читать эти письма, так и оставляя их нераспечатанными.

Видя, как он загружен, Марта посоветовала нанять помощников: иначе никак не справиться с таким ворохом заказов. Степан не соглашался. Иметь учеников — куда ни шло, это свойственно почти каждому художнику, но нанимать помощников, которые бы работали на него, это уже совсем другое дело. Тогда его мастерская превратится в итальянскую ботегу. И тем не менее у Степана не было иного выхода, и он, скрепя сердце, пригласил двух знакомых ему молодых художников, которых считал наиболее способными. Те, конечно, с радостью согласились.