Владимир Москалев - Королева Бланка

Работы не прекращаются ни днем, ни ночью при свете факелов. Осажденные видят эти факелы, но лишь беспорядочно сыплют стрелами в надежде на случайное попадание. Однако оно уже не имеет никакого значения – факел берет в руки другой. Выход один – вылазка. Но против такого количества людей это – безнадежное предприятие, к тому же сто против одного, что обратно укрыться в крепости никто уже не успеет: лагерь стоит близко к стенам, на полтора полета стрелы – мгновенно всех перебьют. Да и мост рискованно опускать: тотчас ворвется конница в замок и уничтожит тех, кто стоит у вóрота опускной решетки.

Конец близок. Что же делать? Ожидать рассвета: уже стало ясно, где ведется подкоп, и при дневном свете легче забрасывать стрелами рабочих. Но число защитников с каждым днем неумолимо таяло, а оставшиеся уже с опаской подходили к бойницам, да и знали, что щиты из досок и прутьев надежно охраняют людей.

И вот настал день, когда ни один человек уже не полез под землю: подкоп был сделан по всем правилам, и оставалось только ждать, когда огромная 50-метровая башня (около 165 футов) рухнет, знаменуя своей гибелью падение Беллема. На двух огромных плитах покоилось основание башни с одной из сторон, и, убрав каменную кладку и подпорки, эти плиты опутали прочными длинными ремнями. Подвели лошадей, подвязали к ним эти ремни, и стегнули плетью. Но двух пар оказалось мало. Привели еще двух, потом еще… Сколько всего – про то лишь Богу ведомо, но плиты, наконец, заскрежетав, сдвинулись с места и тут же упали плашмя.

И замерли люди, раскрыв рты. Чего же она не падает, ведь должна! А башня, угадывая приближение своей гибели, долго еще глядела уже безжизненными своими окнами на далекие леса, поля и холмы, на реку, от которой для замка отведен был канал. Она прощалась с ними, с теми, кого видела ежедневно долгие годы и молча здоровалась, едва наступало утро нового дня. Они были самыми верными ее друзьями, никогда ей не изменявшими и любившими ее, эту единственную башню на несколько лье вокруг. Они видели, что ей осталось жить всего несколько мгновений, и за это короткое время они – леса, поля и река – успели сказать ей последнее «прощай!» Она бы заплакала в ответ, так не хотелось ей уходить из жизни, но вместо слез изо всех ее щелей вдруг посыпался песок, потом начали вываливаться камни, из которых она была сложена. Это вызвало у нее недоумение: в чем дело? Отчего ей сразу стало так плохо?.. Но тут сердце ее перестало биться. Она вдруг накренилась, осев под землю, и, увлекаемая собственной тяжестью, с оглушительным грохотом рухнула внутрь крепости, рассыпавшись на куски.

И тотчас с той стороны, где она упала, убив и покалечив несколько десятков человек, по лестницам, в тучах пыли, стали быстро подниматься на стену солдаты короля. К их удивлению, им не оказали никакого сопротивления. Они растекались по стене и спускались вниз, держа наготове мечи, копья, луки и арбалеты, а на них молча печальными, усталыми глазами взирали израненные, чуть живые защитники замка. У них уже не было сил для сопротивления, был сломлен сам моральный дух этих людей, а с падением башни он окончательно угас. Они до последнего дня ждали подкреплений, обещанных англичанами и бретонцами, но так и не дождались.

Так за короткий срок, в апреле 1229 года пала крепость Беллем, которую считали неприступной. А через некоторое время пришло известие, что в устье Луары высадилось английское войско.

Ричард Гиеньский с матерью давно уже были в Нанте. Вскоре лазутчики привезли им нерадостную весть, потом добавили, что король ведет войско дальше, по-видимому, на Анжер. Ричард, услышав об этом, оставил всякие попытки снискать лавры победителя на французской земле, собрал своих людей и спешно отбыл к себе в Гиень. На брата он махнул рукой, обвинив его в том, что он провалил это мероприятие. Мало того, даже не появился. Но мать осталась. Она верила, что Генрих прибудет с войском, но, как ни уговаривала Ричарда подождать, тот все же покинул Нант.

А Генриху III было не до Франции. Его беспокоили собственные светские и церковные феодалы. Римский Папа потребовал от них платить ежегодную десятину со своих земель, помимо этого многие церковные бенефиции он пожаловал иностранцам. Король не посмел возражать понтифику, и бароны выразили недовольство. Всплыли давние обиды на короля за его любовь к иноземцам, которым он оказывал всякие почести и давал выгодные должности, пренебрегая своими вельможами.