Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы - Повесть о Я. М. Свердлове

Но чаще всего Зак молчал. Иногда он мог часами не произнести ни слова, и что-то настораживающее было в его молчании. По нескольку минут смотрел он, как работает Яков, и, не сказав ни «хорошо», ни «плохо», уходил восвояси. Свердлов провожал его мрачным взглядом. Он не мог определить отношение к Заку. Почему молчит?

Уловив взгляд Свердлова и, словно угадав его мысли, помощник провизора Иосиф Иванович Мияковский сказал:

— Этот человек у жандармов на особом счету: они на него не один лист бумаги перевели.

Мияковскому Свердлов верил. Именно о нём говорил Яровицкий, когда Яков устраивался в аптеку:

— Слушай Иосифа Ивановича. Он лишнего не скажет и плохого не посоветует.

На первых порах они присматривались друг к другу — Иосиф Иванович уже немолод, в этой аптеке он начинал учеником. Внешне Мияковский был мало похож на волевого, закалённого судьбой бойца — маленькая бородка, торчащие пиками усы да насмешливые глаза скорее делали его лицо мягким и добрым.

Иногда вечерами в аптеке занимались кто чем хотел. Чаще всего играли в карты.

— А хотите, я вам почитаю книгу, — предложил как-то Свердлов товарищам.

Кто-то подхихикнул:

— Про любовь?

Яков не ответил. Он подошёл к стулу, придвинул его к себе, взял в руки книгу, которую, видимо, читал не раз, потому что всё в ней было ему знакомо, открыл нужную страницу и, убедившись, что его будут слушать, произнёс:

— Владимир Галактионович Короленко. «В облачный день». Очерк.

Сделав паузу, как заправский чтец-декламатор, Свердлов посмотрел на Мияковского, и ему показалось, что тень доброжелательной улыбки мелькнула на его лице. Яков начал читать:

«Был знойный летний день 1892 года. В высокой синеве тянулись причудливые клочья рыхлого белого тумана. В зените они неизменно замедляли ход и тихо таяли, как бы умирая от знойной истомы в раскалённом воздухе».

Он читал и представлял себе, как толпятся, громоздясь друг на друга, кудрявые облака...

Поначалу он видел на лицах слушателей плохо скрываемую скуку — дескать, чем нас, взрослых людей, удивишь. Да и картина невесёлого облачного неба вряд ли могла развеять тоску, заменить солёную шутку или карточную игру. Но вот в рассказе появился Силуян, ямщик и балагур, который, не боясь, рассказывал всякие истории, то ли услышанные, то ли выдуманные.

«— Да ты, Силуян, смотри, не всё болтай зря, — говорил иногда исправник. — Как бы иной раз и не того... не нагорело за твои сказки.

— Убей меня бог, Степан Митрич, — отвечал Силуян с убеждением и совершенно искренно. — От проезжего барина слышал, от генерала. Чай, не станет врать...»

Среди слушателей послышался одобрительный смешок — им явно нравился ямщик с А-ского тракта. И уж совсем покорил он их, когда запел:

Свердлов читал так, что, казалось, ему хорошо известна мелодия этой старой ямщицкой песни.

В аптеке воцарилось молчание, похожее на оглядку. Неужто так и напечатано: «Расеюшку в раззор раззорил»? Кто-то даже посмотрел на хозяина, который то ли не слушал, то ли делал вид, что не слушает, а потом — на Мияковского. Тот сидел, подперев руками голову, думая о чём-то.

Всё мрачнее, всё насторожённее становилось вокруг от того, что читал Яков. Будто читал он рассказ не о ямщике Силуяне, а обо всей России.

«А в вышине всё ходили тучи, в темноте пробравшиеся кверху и занявшие всё небо... Но дождя всё не было, чувствовалось только медленное передвижение, тревожная суета и всё то же бессилие. Порой только вспыхивала синеватая зарница, падая на уходящую вдаль дорогу с рядами бледных берёз... Одна из таких зарниц осветила невдалеке старый запущенный сад, густая зелень которого будто грезила о чём-то в тишине этого загадочного вечера, в виду надвигающейся грозы...»

— Это о какой грозе речь? — услышал Яков.

— Не понимаешь, что ли? Всё тебе растолкуй, разобъясни...

Даже самые завзятые картёжники требовали дочитать очерк до конца.

Но дочитать Якову не удалось. В аптеку вбежал худой, с бледным лицом и впалыми щеками человек. У виска его багровела кровоточащая рана.

Первым заметил его Иосиф Иванович.

— Йоду, — произнёс он.

Зак поспешил принести бинт и коричневый пузырёк.