Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы - Повесть о Я. М. Свердлове

Обретая новых друзей, Яков Михайлович ни на минуту не забывал старых. Александр Александрович Бессер попросил однажды Якова Михайловича удостоверить его участие в революционном движении — понадобится в дальнейшей работе на новом месте.

— Да, это очень важно, — сказал Свердлов. — Ваш опыт может пригодиться другим. Пусть это будет не личной запиской, а официальным документом, или, как мы говорим, мандатом. Непременно подтвердим.

И, не теряя времени, написал о том, что Бессер «состоял в секретариате Уральского областного комитета РСДРП(б) и был активным членом партии в течение ряда лет».

По-прежнему часто встречался Свердлов с Чугуриным. Сюда, в ЦК, приходил Иван по делам Выборгского райкома. Иногда специально находил для этого повод, чтобы повидать Якова. Вот и сегодня решил лично сдать деньги, которые передал один из заводов за лекцию Свердлова о решениях Апрельской Всероссийской конференции большевиков. Многим партийным пропагандистам ЦК выдавал удостоверения на право выступать от имени большевистской партии. Некоторые из лекций были платными, и деньги за них поступали в кассу Центрального Комитета. Свердлов тоже выступал с такими лекциями. Иван и принёс сейчас в ЦК очередной взнос.

— Получите, Яков Михайлович, девятнадцать рублей девяносто пять копеек.

— Спасибо, Ванечка. Деньги отдай Елене Дмитриевне: она денежными делами ведает. Только что-то вид у тебя немножечко усталый.

— Ничего. Эх, на Волгу бы сейчас, искупаться. Сразу усталость как рукой сняло б.

— А что, верно! В мае нижегородские мальчишки уже делают первые заплывы. Так, кажется?

— Так, — мечтательно подтвердил Чугурин.

— Но, — шутливо продолжал Свердлов, — помочь тебе в этом не смогу, хоть мы и находимся при бывшем бассейне балерины Кшесинской. Воды, как видишь, нет. Разве что макнуть друг друга из графина?

— Яков Михайлович, товарищ Свердлов, несолидно как-то будет. Революцию ведь делаем.

— Ах, несолидно... Дорогой мой друг, революцию нужно делать весело.

Говорил Яков Михайлович озорно, словно собирался вместе с нижегородскими мальчишками ринуться в Волгу или в самом деле «макнуть» старого друга — Ванечку Чугурина.

Женщины, знавшие, каким серьёзным и даже строгим может быть Свердлов, радовались его озорству — он всегда приносил хорошее настроение. Сёстры Менжинские охотно «подыгрывали» ему, и лишь Стасова, человек степенный, не выражала своих эмоций по этому поводу. И как только Яков Михайлович встречался с ней взглядом, он, будто гимназист при виде учителя, немедленно сгонял с лица улыбку, напускал на себя строгость и говорил с хитринкой в глазах:

— Простите, Елена Дмитриевна, я, кажется, опять напроказил.

Стасова, глубоко пряча рвущуюся наружу улыбку, отвечала как можно серьёзней:

— Что поделаешь, Яков Михайлович, не могу же я вас поставить в угол. Все углы заняты нашими бумагами.

— Ах вот как? Так хочу вам доложить, что скоро станет ещё теснее. Мадам Кшесинская — владелица роскошных палат — требует возвратить их ей в целости и сохранности. Вы мне скажите, товарищ строгий секретарь, — обращался Свердлов к Стасовой, — с точки зрения женщины, это справедливо?

— Не знаю, как с точки зрения женщины, но, с точки зрения секретаря, скажу, что придётся нам с вами подыскивать другое помещение.

Стасова была права: тяжба Кшесинской с большевиками по поводу её дворца принимала всё более и более настойчивый характер. Балерина подала в суд, нанесла визит самому министру юстиции Керенскому и однажды явилась во дворец в сопровождении своего адвоката и репортёра какой-то скандальной газетёнки. Солдаты были возмущены:

— Мы дворец силой брали!..

— Пусть эта дамочка катится в свои заграницы.

— Отдать дворец обратно? Дудки!

Свердлов понимал, что идти на скандал из-за этого нецелесообразно — у большевиков есть дела посерьёзнее и поважнее. Да и давать пищу для сплетен и пересудов — не время. Он пригласил к себе присяжного поверенного Козловского.

— Вот что, дорогой друг. Для суда вы присяжный поверенный, а для нас, большевиков, товарищ, борьбой проверенный. Боритесь-ка со старым законом. Объясните суду, что тот закон, на который ссылается мадам Кшесинская, отменила революция.

— Отменила ли? — спросил Козловский.

— Увы, к сожалению, нет. Но что-то эта революция должна же была отменить. Словом, не мне вас учить...

— Вы рассчитываете на успех?

— Не обижайтесь, дорогой друг, но, даже не сомневаясь в том, что вы произнесёте блестящую речь в судебном заседании, скажу откровенно: нет. Увы, ни суд, ни Керенский не пойдут против частной собственности. Так что временно придётся нам потесниться.