Константин Масальский - Стрельцы [сборник]

Гораздо более удачным в интересующем нас отношении примером следует признать «Черный ящик». Повесть изобилует подробностями из истории града Петрова времен его основателя. Современник Масальского писал: «Жителям С.-Петербурга без сомнения приятно будет узнать, не имея нужды рыться в пыльных архивах, каков был С.-Петербург ровно за сто десять лет пред сим <...>. Не должно думать, однако же, чтобы топографические подробности составляли единственный интерес повести. В ином виде они могли бы быть и утомительны; но в «Черном ящике» они искусно разбросаны и состоят в связи с происшествиями. Вымысел повести весьма занимателен и естествен; выводимые на сцену лица, по мере принимаемого ими в происшествиях участия, достаточно и хорошо изображены, и характеры их выдержаны до конца» [35] Северная пчела. 1833. № 90. .

Приводимые в тексте документы начала XVIII века (донос старосты Спиридона Гусева на живописца Никитина, резолюция Петра), заставляющие предположить, будто изложенная история имела место в действительности, на самом деле представляют собой довольно удачную стилизацию. На это указывают, в частности, такие элементы «доношения»: при упоминании купца Ильи Воробьева и художника Никитина (потенциальных обвиняемых), купецкого сына Карпа Шубина (основного свидетеля) отсутствуют столь необходимые будущему следствию данные о них, как отчество и место жительства. В подлинном документе подобное упущение было бы невозможно. Не соответствуют нормам делового красноречия первой четверти XVIII века и такие выражения, как «проживает свейского дворянина дочь Марья» (вместо этого должно быть что-нибудь вроде: «обретается свейской породы девка Марья») или «полюбовник оной» (вместо этого, скорее всего, стояло бы: «живущий с оною блудно»). Сомнителен титул «Ваше Высокоблагоурожденное Генеральство» (в официальной переписке той поры его попросту не было); именовать графа Головкина «Господин канцлер» мог только Петр или особы, равные Головкину по социальному положению (в документе же, исходящем из нижестоящей инстанции, к Головкину полагалось обращаться «Ваше высокографское сиятельство»). Кроме того, подобное доношение не следовало адресовать лично генерал-полицеймейстеру Девиеру (таким образом служебные бумаги могло направлять либо вышестоящее, либо равное Девиеру по рангу должностное лицо). Скорее всего, аналогичный документ был бы послан в С.-Петербургскую полицеймейстерскую канцелярию.

Наконец, наиболее недостоверная деталь — это просьба о взятии обвиняемых «в Синявин баталион». Делами о чернокнижии, общении с нечистой силой и т. п. (а именно таково содержание доноса) ведал Св. Синод; фальшивомонетчиками же занималась Тайная розыскных дел канцелярия, расследовавшая государственные преступления.

Нечто сходное можно сказать и о подлинности «собственноручной» петровской резолюции. Во-первых, от фраз «а если был у них какой злой умысел, то оштрафовать», «а его невесте отдать ящик» веет лексико-синтаксическими конструкциями XIX века. В первой четверти XVIII века подобные предложения могли бы выглядеть так: «а буде в воровском умысле учинится, то штрафовать» и «а помянутый некакий черной ящик возвернуть помянутой свейской породы девке Марье и о том в... канцелярию послать указ». Во-вторых, Петр, как правило, не накладывал столь пространных резолюций. Если бы о похожем деле было — из-за необычности, «куриозности» — доложено лично Петру, скорее всего, он дал бы распоряжение об особо тщательном расследовании и указал бы конкретное лицо, которому это дело следовало поручить.

Итак, Масальский либо талантливо стилизует никогда не существовавшие бумаги (и в этом его оригинальность, ибо тогдашние русские исторические романисты, за исключением, пожалуй, Пушкина, избегали стилизаций), либо — в тех случаях, когда он имеет дело с подлинными документами эпохи, — или буквально цитирует их (старообрядческие рукописи в «Стрельцах»), или растворяет в вымышленных диалогах (ср. беседу стрельцов о судьбе боярина А. С. Матвеева в X главе первой части романа и «Историю о невинном заточении ближнего боярина Артемона Сергеевича Матвеева, изданную Николаем Новиковым». Спб., 1785 [36] См.: Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1962. Кн. 7. С. 188. ).

Летом 1834 года Масальский вместе с братом совершил поездку по двенадцати российским губерниям. Впечатления от путешествия должны были составить отдельную книгу. Несмотря на то, что Масальский загодя продал нескольким книготорговцам еще не написанные «Записки путешественника», завершить работу над этим произведением ему так и не удалось (отрывки печатались в «Библиотеке для чтения» (1836, т. XIV) и в 4-м томе собрания сочинений). Масальский влез в долги [37] См. письма Масальского книгопродавцу И. Т. Лисенкову (ЦГАЛИ СССР. Ф. 1106. Оп. 1. Е.х.10). .