Борис Шелепов - Их было трое

— Для разложения войск противника, — скороговоркой ответствовал Браев, продолжая глядеть на дорогу.

— От деревянной не будут разлагаться: не убьет, — убежденно заключил молоденький подносчик мин, почти подросток.

Наконец приехал начальник политотдела в сопровождении инструктора «по разложению войск противника», старшины Леонтьева, бывшего артиста Ленинградского Пушкинского театра. На должность «разлагателя» (так в шутку называли его солдаты) он попал благодаря знанию немецкого языка и образованию.

Полковник Кошелев решил воспользоваться случаем применить агитмину, узнав о том, что у проселочной дороги, юго-западнее Березовки, стоит какая-то бродячая колонна противника из числа разбитых войск 6-й армии. Поисковая партия наших разведчиков, обнаружив эту колонну, передала донесение по крохотной радиостанции «Север» и продолжала вести наблюдение.

В минувшей операции «разлагателю» Леонтьеву ни разу не удалось выстрелить агитминами, доставленными в КМГ на самолете «ПО-2» из политуправления фронта. Бои развертывались стремительно, противник сдавался тысячами, а казаки, танкисты и части мехкорпуса совершали глубокие обходные маневры с такой быстротой, что Леонтьев еле поспевал на своем рыженьком иноходце за вторым эшелоном штаба Группы. Он почти один оставался в политотделе: все разъехались по дивизиям и полкам; находились там, где решалась судьба боя.

Теперь Леонтьев сам разыскал начальника политотдела и доложил: за агитмины придется отчитываться, надо же пострелять ими, авось, листовки возымеют действие. Плюс к работе!

У огневой позиции, как из-под земли, вырос командир минометного батальона капитан Михалянц — стройный, смуглый офицер со сросшимися широкими бровями. Взгляд ясный, смелый.

Капитан доложил Кошелеву о готовности выполнить задание.

Миномет навьючили на двух крепких трофейных «битюков» и выехали к передовым дозорам 10-й кубанской дивизии — строго на юг, в сторону Днепровского лимана.

Туман рассеивался, что предвещало новые трудности похода: совершать марш придется ночью. С часу на час могли появиться чернокрылые «хейнкели» и «юнкерсы».

За рубежами дозоров, у кустистого овражка, всадников встретил младший лейтенант Попов.

— Товарищ гвардии полковник, — доложил он, — дальше ехать нельзя. Прошу в укрытие. Там у меня стереотруба есть…

— Далеко противник? — Кошелев легко спрыгнул с породистой «Ягодки».

— В четырехстах метрах. Вон, топольки на дороге…

Капитан Михалянц сам открыл «огонь», послал три бризантных мины. Один за другим появились темные дымки над тополями. Из дымков летели в разные стороны, как белые голуби, листовки, тихо спускаясь на землю.

— А что, — спрашивал старый минометчик, — ежели осколок от нее вкатит кому-нибудь по лбу — что будет?

— Шишка, — ответил Кошелев, глядя в стереотрубу.

— И то польза, поди поумнеют, — почти шепотом сказал Александр Браев.

Прошло минут десять.

— Идут! — объявил полковник. — Белый платок!

Из-за кустов выходили трое в мундирах мышиного цвета. Как будто офицеры…

Деревянная мина сработала.

Но почему сдались только три человека? Кто они? Парламентеры?..

Среди сдавшихся в плен был раненный в руку немецкий летчик лейтенант Киплинг. Он выпрыгнул с парашютом из горящего «хейнкеля» и приземлился невдалеке от группы солдат — собранных в кучу остатков 258-й пехотной дивизии, разбитой под Ново-Севастополем.

Колонной командовал гауптман (капитан) Вейзен, бывший пианист Мюнхенской оперы. Он давно искал случая сдаться в плен. Но в группе обосновался фашистский гаулейтер Фиц и сумел поднять дух фанатизма среди солдат, в основном, бойцов отряда СС при штабе 258-й пехотной дивизии. «Запад или смерть!» — таков был девиз гаулейтера. И когда прилетели листовки из деревянной мины, солдаты начали их рвать с возгласами: «Хайль Гитлер!»

Вейзен отвел подальше лейтенанта Киплинга и спросил его, как быть. Лейтенант оказался из той же породы, что и Фиц, потребовал объяснения, что значит вопрос Вейзена, видимо, заподозрив его в «предательстве».

Капитан пошел на хитрость, предложил Киплингу идти с ним в качестве парламентера и договориться с русскими, чтобы они дали возможность отойти колонне на пять километров на юго-запад. «Иначе — огонь из шестиствольных минометов с химическими снарядами»… Летчик не соглашался, ссылаясь на рану. Вейзен назвал его трусом. И попал в точку. Киплинг согласился. Гаулейтер тоже поверил в выдумку о «парламентерстве». Прихватив своего верного ординарца Карла, Вейзен направился к передовому дозору казаков. Дорогой он приставил к спине Киплинга парабеллум, а Карл обезоружил летчика.