Ион Деген - Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

— Сын, — какой красивый голос у отца! — Ты выбрал себе замечательную жену. Я благословляю вас.

Движение кресла-качалки прекратилось внезапно. Я лежу на правом боку. Предо мною голая стена убогой комнаты. Я не могу опомниться. Ведь только что я видел отца. Я осязал его. Что это было? Сон? Но спал ли я? Не могу ответить на этот вопрос. Мистика…

Тут следует отвлечься и перейти к совсем другому рассказу. К другому времени. К другому месту. Может быть, этот рассказ в какой-то мере оправдает неопределённость моего путаного объяснения.

Дождливый зимний день в Тель-Авиве. Бейт-алохем — дом воина, клуб инвалидов Армии Обороны Израиля. После плавания в бассейне жена наслаждалась сауной, а я — баней. Приняв душ, мы встретились в вестибюле, собираясь ехать домой. Несколько членов клуба с удивлением спросили нас:

— Вы не остаётесь на концерт?

— Какой концерт?

— Приехали к нам японцы, друзья Израиля. Говорят, может быть интересно.

Остались.

Вместительный зал заполнен до отказа. На эстраде весьма живописная картина. Симпатичные японки в дорогих красных кимоно, перепоясанных широкими золотыми кушаками. Мужчины в безупречных чёрных костюмах, белых накрахмаленных рубашках и чёрных бабочках. Красиво. Впереди хора молодой японец. Он обратился к аудитории на хорошем иврите.

В январе 1938 года, — рассказывал он, — военному священнику, служившему в Харбине в японской армии, оккупировавшей Маньчжурию, было видение. Голос сообщил ему, что через десять лет возникнет государство Израиля. Кто в ту пору вообще слышал такое словосочетание — государство Израиля? «А сейчас, — повелевал ему голос, — ты должен спасать евреев». Молодой протестантский священник знал, что были евреи в библейские времена. Но он представления не имел о том, что и сейчас на Земле существуют евреи. После его выступления перед своей паствой, японскими военнослужащими-протестантами, и рассказа о видении, кто-то из офицеров сообщил ему, что в Харбине проживает большая еврейская община. Общину преследуют, терроризируют русские фашисты. Японский пастор стал рьяным защитником евреев. В настоящее время престарелый пастор в своей церкви в Киото, которая несёт ивритское имя — Бэйт шалом, Дом мира, руководит десятью тысячами друзей Израиля. И каких друзей! А хор на эстраде представляет этих самых друзей из Киото. Хор исполнял наши израильские песни на самом высоком, на самом художественном уровне. Но дело не в этом. И даже не в том, что во время исполнения некоторых песен в глазах вокалистов блестели слёзы. Дело в том, что слёз не скрывали слушавшие, воины, раненые в сражениях за существование Израиля, люди, ко всему относящиеся с юмором и даже скептически. А после концерта! Нет, невозможно описать атмосферу этого изумительного вечера, эти объятия, эти льющиеся из сердца диалоги людей, не владеющих общим языком общения! Незабываемый, потрясающий вечер!

Прошло несколько лет. В 1987 году с женой мы оказались в Киото и посетили Бэйт шалом, скромную протестантскую церковь, украшенную израильскими флагами, шестиконечной звездой и гербом Израиля. Мы расцеловались с несколькими узнавшими нас хористами. Мы прослушали произнесенную громовым голосом проповедь восьмидесятидвухлетнего пастора (на иврит переводил тот самый симпатичный японец, который рассказал нам о пасторе в нашем тель-авивском клубе). Я впился в старика с вопросом, что значит «было видение». Нет, назойливость моя была вызвана не досужим любопытством.

— Что значит «было видение»? Вам приснилось?

— Не знаю. Я не могу объяснить, — ответил пастор, — я вроде не спал. Не знаю. Я не могу объяснить.

Вот так. Он не мог объяснить. И я не могу уверить, что спал. А может быть, вздремнул? Не знаю. Одно только могу сказать: ни до, ни после этого случая отец мне во сне никогда не являлся.

Выздоровев, я встретился с Сеней Резником и его двоюродной сестрой. На сей раз, я перекинулся с ней десятком ничего не значащих слов. А Сене наедине я рассказал о видении или сне. Главное — я рассказал ему об отцовском благословении. Семён пренебрежительно махнул рукой.

— Слушай, брось свою мистику. И вообще забудь о своих фантазиях. Я же сказал тебе, что через несколько дней она выходит замуж.

Вскоре, когда я познакомился с женихом двоюродной сестры Сени, мне стала очевидна безнадёжность исполнения моего желания. Он превосходил меня по всем статьям. Не говоря уже о материальном положении, которому по наивности до этого я никогда не придавал значения. Он — блестящий морской инженер-капитан, владелец двухэтажного дома в Киеве, владелец автомобиля и даже телевизора, который в 1953 году был ещё относительной редкостью. И я — не только не владелец, а временный арендатор больничной койки в общежитии врачей, получающий нищенскую зарплату. Подчеркнуть разницу в нашем материальном статусе пришлось только потому, что стипендия девушки, перешедшей на последний курс архитектурного факультета Киевского инженерно-строительного института, была единственным средством существования семьи из четырёх человек: старой бабушки, матери, научного сотрудника, уволенной из института микробиологии во время дела «врачей-отравителей», не имевшей возможности устроиться на работу, младшей сестры-школьницы и самой кормилицы семьи.