Пьер Понсон дю Террайль: Бал жертв

— Трудно будет открыть, — сказал Заяц.

— Я берусь за это, — отвечал Брюле.

Он поднял заступ, чтобы сломать сундучок, но Заяц остановил его.

— Позвольте, — сказал он. — Разве мы не будем бросать жребий?

— Будем, — отвечал Брюле.

Он сильно ударил заступом по сундучку, но сундучок остался цел.

— Зачем ломать? — сказал Заяц. — Гораздо легче так унести.

— Это правда.

Заяц вынул из кармана экю с изображением короля Людовика XVI.

— Вам говорить, папаша, — сказал он.

— Решка! — вскричал Брюле.

Заяц подкинул монету.

— Орел! — сказал он, когда экю упал. — Вы проиграли, папаша.

Он бросился на сундучок, но Брюле встал перед дверью и сказал:

— Ты ошибся.

— Вы сказали «решка», а это орел, папаша.

— Говорю тебе, ты ошибаешься…

— А я вам говорю, что я выиграл.

— Нельзя выиграть, мой милый, когда имеешь, как ты, голову навыворот. Зачем ты забыл свое ружье?

— Пустите меня! — закричал маленький негодяй, схватив сундучок обеими руками.

— Послушай, если ты сделаешь шаг, я выстрелю! А ты знаешь, здесь выстрелы шума не делают.

Заяц не обратил внимания на эту угрозу и сделал шаг вперед.

— Тем хуже! — заворчал Брюле.

Он спустил курок, раздался выстрел, но Заяц стоял на ногах.

— Вы дурно стреляете, папаша, у вас дрожит рука, — с насмешкой сказал мальчуган.

Он сделал еще шаг. С глазами, налитыми кровью, потеряв голову, фермер видел перед собой только врага и выстрелил во второй раз. На этот раз Заяц захохотал.

— Ну, добрый вы отец, нечего сказать! — проговорил он. — Если бы я не позаботился вынуть пули из вашего ружья, вы убили бы вашего сына.

Брюле с бешенством вскрикнул. В то же время быстрее молнии Заяц вынул из-под блузы пистолет и прицелился в Брюле.

— Этот заряжен, — сказал он, — и уж я то в вас не промахнусь…

Между тем как Брюле дрожал перед заряженным пистолетом Зайца, другие происшествия происходили в замке Солэй.

Читатели помнят, что Курций, обвиненный в помешательстве, был связан и брошен в погреб, уже служивший тюрьмою Публиколе, который храпел. Ошеломленный Курций не приметил сначала его, хотя в погребе царствовал полусвет. Курций кричал и ругался.

— Не угодно ли замолчать? — закричал Публикола, вдруг переставший храпеть.

— Публикола! — воскликнул Курций.

— Он самый.

— И ты тоже заперт?

— Да.

— И связан так же, как и я?..

— Не совсем… Посмотрите…

Публикола сбросил с себя веревки и встал на ноги.

— А! Ты меня развяжешь, — сказал Курций плачущим голосом.

— Нет.

— Отчего?

— Оттого, что вы не сумеете связать себя так, как я. Я вам развяжу руки и ноги сегодня вечером, после того, когда нам принесут есть и когда нам нечего будет уже опасаться прихода наших тюремщиков.

— Ты разве не спал?

— Нет.

— Ты не был пьян?

— Меня протрезвило то, что случилось нынешнею ночью.

— Я думаю, что произошло что-нибудь ужасное. Они убили моего бедного друга Солероля?

— Нет, не его.

— Кого же?

— Сцеволу.

— Они убили Сцеволу, говоришь ты?

— Это Брюле воткнул ему нож в горло.

— Но, стало быть, этот негодяй нам изменил?

— Как же! Он выдал и начальника бригады.

— Кому?

— Роялистам. Они увезли его в прошлую ночь.

— А теперь, верно, убили?

— Это вероятно.

— И нас также убьют?

— Если мы не успеем убежать.

— Это как?

— У меня есть планы… Вы увидите…

Публикола подошел к отдушине, выходившей на внутренний двор замка. Двор был пуст.

— Когда наступит ночь, — сказал он, возвращаясь к Курцию, который все еще лежал на спине, — мы постараемся улизнуть.

— Но как?

— Через эту отдушину.

— Она с железной решеткой.

— Мы ее подпилим.

— Чем?

— Ведь у вас есть часы?

— Есть!

— Мы употребим пружину.

Курций предался тогда всем восторгам надежды на свободу и мщение.

— Я отправлюсь в Оксерр, — сказал он, — соберу всех добрых граждан и пойду на роялистов.

Курций опять принимался за свою мечту о будущем военном министре. День прошел, и им есть не принесли.

— Я умираю от голода! — пробормотал Публикола.

Время от времени он ложился под кран бочки. Когда наступила ночь, Публикола и Курций начали подпиливать пружиной от часов железные перекладины, сменяясь поочередно. Это происходило тихо, но очень долго. Несколько раз оба пленника принуждены были прерывать свою работу. Брюле и Заяц прошли через двор. Публикола, увидев, что Брюле с ружьем, сказал Курцию:

— Они браконьеры и останутся в лесу до рассвета, я в этом уверен.