Борис Хотимский: Поляне [Роман-легенда]

Рекс со своими полянами врубился в один из квадратов. Рука привычно ощущала, как поддаются, пробиваются вражеские медные каски под яростными ударами граненого железа его тяжелой булавы. В какой-то миг увидел — неподалеку от себя — сына, срезающего мечом острую верхушку ромейского копья. Это был первый поход и первый бой его старшего сына, которому еще весной минуло семнадцать…

Что мог ромейский гарнизон за пределами своих стен перед нежданным шквалом тысяч антских всадников? Набранные в долинах Иллирии простаки-земледельцы и диковатые пастухи-горцы из Исаврии, Пизиции и Ликаонии, кое-как обученные наспех строю, одинаково обмундированные и вооруженные, они владели мотыгой и овечьими ножницами лучше, чем копьем и мечом. Лишь немногие, из наемных готов и гуннов, были меткими стрелками. Все они, сколько их вышло из крепости, во главе со своим неудачливым начальником, полегли у стен, не защищенные ими и не защитившие их.

А тем временем успевшие заблаговременно укрыться за неприступными стенами окрестные жители не мешкали. Они заперли ворота перед самыми мордами антских коней, затем поднялись на башни и стены, полные решимости защищаться до последнего. Иного выхода у них не было. Разогревали смолу в котлах — лить со стен на штурмующих. Собирали в кучи камни — чтобы побольше было под рукой.

Но грозные пришельцы не собирались штурмовать крепость, у них не было ни штурмовых лестниц, ни осадных машин. Выманив и перебив гарнизон, они теперь беспрепятственно жгли и разоряли окрестности, беря все пригодное — от золотой монеты до молодой жены, уничтожая все невзятое.

К исходу дня начали переправляться обратно через Истр на левый берег, уводя множество скота и жителей. Каждое племя — само по себе. Воевать им было выгодно совместно, делить же добычу — порознь.

Перебравшись, первым делом принесли щедрые жертвы богам — в благодарность за боевую удачу. Кололи быков, овец и птицу. Иные племена сжигали и топили прихваченных с собою раненых ромеев — лучший подарок ненасытным богам…

Сожгли, уже в сумерках, павших. Одних — в челнах на воде, других — на береговых кострах. Некоторые антские племена к тому времени уже отвыкали сжигать своих покойников и ставить глиняные сосуды с прахом на межевых столбах либо закапывать под высоко насыпанными могилами [4] Могила — в данном случае холм, курган. . Предпочитали погребать не сжигая, но по-прежнему — с необходимой утварью и оружием, а вождей — с любимым конем и любимой женой. Здесь же, в походных условиях, всем пришлось хоронить павших товарищей по старинке — сжигать. Хотя у каждого племени — свой обычай…

Искры вырывались из клубов тяжелого желто-серого дыма и улетали в вышину, в потемневшее небо, смешиваясь там с пробуждающимися звездами. Может, то улетали души павших бойцов, улетали туда, где нет предела ни времени, ни пространству?

К полуночи догорели сады и постройки на правом берегу вокруг крепости. Но до рассвета горели костры на левобережье — уже не погребальные, а те, которые славины и анты всегда разводят на своих стоянках. Победители пировали, празднуя успех и поминая каждого, кто отдал свою жизнь за этот успех. Поляне сидели среди сдвинутых своих возов на снятых с усталых коней кожано-деревянных седлах перед большими кострами, озарявшими их светлые одежды и медно-смуглые усатые лица. Пили из ковшей и турьих рогов захваченные ромейские вина, шумели непринужденно. Иные весельчаки прыгали через огонь либо, забыв утомленность, пускались в лихой пляс, под дружные хлопки остальных, взмахивая руками, взлетая выше плеч и выбивая крепкими сапогами дух из этой чужой земли. Устрашающе вскрикивали, с пронзительным присвистом. Отплясав, снова возвращались — кто на свое седло, а кто и мимо. Тут же были музыканты, звенели под крепкими пальцами жилистые струны, звучали рожки и дудки. Сотни дружных мужских глоток гремели в ночи, спугивая пламя костра, — то грозную походную, то удалую застольную. И снова подхватывались — теперь уже не по одному, а все разом, — переплетались положенными друг другу на плечи сильными руками и двигались единым кольцом вокруг беснующегося пламени, молча и сдержанно пританцовывая.

Рекс ликовал и веселился вместе со всеми.

К утру, утомленные дневным боем и ночным пиром, сморились и уснули — кто где и как попало. Лишь немногие, включая вожаков и дозорных, все еще держались.