Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

На Могилев накатывают эшелоны с матросами. Все живое — прочь с дороги: Кронштадт идет!

Этой ордой в эшелонах командует новый Верховный главнокомандующий — бывший прапорщик Крыленко. Человек, как покажет история, заурядный, во всем потрафляющий Чижикову. Правдолюбец по отношению к себе и жестокий палач для всех прочих, а точнее, для тех, в кого ткнет перст вождя. В общем, ублажал «женевскую» тварь, пока перст вождя не ткнул ему в лоб…

Оставил Локкарт, не погнушался, и портрет товарища Крыленко:

«…Крыленко, эпилептический дегенерат, будущий общественный прокурор и самый отталкивающий тип из всех, с кем мне когда-либо приходилось встречаться среди большевиков» (такую характеристику заслужить надо).

Хорош вожак для хмельно-разбойной орды матросов. Еще надо прибавить к портрету упоминание о росте — исключительно маленький…

Духонину жить ровно сутки. Господи, взмыть птицей, лечь на крылья и улететь!..

В ночь на двадцатое Корнилов срывается со своими телохранителями-текинцами (отборнейшие воины-туркмены, кавалеристы высшей пробы, бесстрашные в бою).

Все позади: служба царю, ранения, плен, побег, попытка укрепить новую республиканскую власть, арест и заключение. Генерал свято верует в свою звезду. Впереди необыкновенная жизнь — жизнь во имя новой России! Она возродится — это непременно! И добудет ей возрождение клинком и пулей он, Лавр Корнилов! Очнись, Россия!

Утром двадцатого по путям могилевского железнодорожного узла погромыхивают составы, битком набитые матросами и солдатами. Ставка будет служить революции!..

2 ноября 1917 г. горьковская «Новая Жизнь» печатает письмо генерала Верховского.

«Я глубоко возмущен тем, что меня, не спросив, включили в список министров (Ленин составляет первый Совет Народных Комиссаров. — Ю. В.). Ни в какие соглашения с большевиками я не пойду, так как люди эти, все обещая, ничего не дадут. Вместо мира — междоусобная война; вместо хлеба — голод; вместо свободы — грабежи, анархия и убийства.

Мир может дать только правительство, признанное всей страной. Крестьяне, Юг, казачество соглашения с большевиками не признают. Я боролся за активную политику мира, но никогда не пойду вместе с людьми, у которых руки в крови от предательского убийства.

Мы должны спасать страну от анархии. Нужно бороться за порядок, а большевики ничего, кроме позора, не дают».

Могилевская ставка…

Здесь, в Могилеве, побывал Карл Двенадцатый — об этом хранят память земляные валы. В «Карловой долине» шведский король обедал.

В 1780 г. в Могилеве Екатерина Вторая вела беседы с австрийским императором Иосифом Вторым в дни его визита в Россию. Их связывала личная дружба.

И здесь, в Могилеве, несколько недель лежал больным император Александр Второй. А знай, что на Обводном канале бомба Игнатия Гриневицкого раздробит ноги, — поди, так и остался бы в Могилеве. А чем плохой городок? Хотя, по зрелом размышлении, и здесь достали бы «свободчики». Торопил разночинно-интеллигентский люд революцию. Зарево свободной жизни видел в каждой новой листовке, каждом «непорядке», волнении и, уж конечно, убийстве сановников.

Когда от потери крови и нестерпимых страданий царь-реформатор ловил последнее дыхание, Владимиру Ульянову всего 11-й годок набегал, да и Гриневицкому еще и двадцати пяти не сложилось. Ребятки… от их нажима вся Россия пошла дыбом и наперекос, а все пуще с пением «За упокой…». Шибко торопил новую, раскрепощенную жизнь ученый люд России…

Тесной удалась вторая половина XIX столетия. Почитай, все освободители народа сошлись в ней. Только успевай заглядывать в лица, пятиться да креститься…

Одни созидали, защищали и строили Россию, а другие — разоряли. Именем счастья — разоряли и губили.

В России было и будет: за любой революцией — наручники и намордник новой диктатуры. Так будет и сейчас. Найдут управу на каждого.

Да, и еще.

Через Могилев наступал и корпус многоопытного наполеоновского маршала Даву, чей жезл хранится в Историческом музее, что впритык с Красной площадью.

Маршал Даву принял корпус генерала Раевского и казаков генерала Платова за всю русскую армию и попятился назад, в Могилев. Там и ждал событий, послав донесение Наполеону.

По словам генерала Ермолова (1777–1861) — героя 1812 г., и не только этого года, — «грубая ошибка Даву была причиной соединения наших армий».

«Грубая ошибка» позволила соединиться Первой Западной армии под командой педантичного, но боевого генерала и военного министра Барклая де Толли (Ермолов за холодное спокойствие называл его «ледовитым») со Второй Западной армией под командой генерала Багратиона.