Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга I

Скрестив руки под прожженным кожаным передником, Кюрех внимательно смотрел на Петроса. Статный парень с широкими плечами и смелым взором понравился мастеру, он доброжелательно прогудел:

— Ладно! Ужо испробуем молодца на молоте!

В кузнице колдовал старый Оган. Приземистый, с длинными руками, с седой всклокоченной бородой, старик был упрям и строптив.

Горн ярко пылал. Эмирский оружничий заказал Тиграну железную «баранью голову» для крепостного тарана. Поковка была довольно крупная и, укрепленная железной цепью на блоке, сидела в горне. Воздуходув в рваной одежде раскачивал рычаг мехов. Оган пошевеливал поковку в горне, покрикивал: «Дуй, не ленись!» Петрос, голый по пояс, стоял наготове с длинноручным молотом. Кузнец клещами выхватил поковку, закричал воздуходуву:

— Тяни!

Поковка, бросая искры, пошла по кузнице, легла на наковальню. Оган быстро обмел веником окалину. Неистово крикнул:

— Давай!

Петрос, откинувшись, поднял молот и, описывая круги, стал бить с оттяжкой. Жгучие брызги летели на кожаные передники. Оган поворачивал железо, хрипел:

— Крепче бей!

— Шабаш! — закричал Оган. Не снимая передника, он схватил длинноручный молот, с размаху съездил по наковальне. Тотчас из соседней кузницы эхом раздался звонкий удар. Старый кузнец еще дважды ударил молотом и, опустив его на землю, уселся, отирая пот, на большой чурбан.

— Ну что ты уставился на меня, малый? Разве сегодня не четверг? Обычая нашего не знаешь? — ворчливо обратился Оган к новому ученику.

— Кэри Оган, и наш кузнец на селе тоже бил по четвергам три раза! А почему, я не спрашивал, — пробормотал Петрос смущенно. Ему почудился насмешливый огонек в глазах Кюреха.

— Какая молодежь пошла ныне! — продолжал ворчать Оган. — И вовсе ей не ведомо, что велением божьим заточен в глубоком подземелье злой див Артавазд на вечные времена. Верные псы его лижут оковы, и делаются они тоньше нитки, и уже разорвать их собирается Артавазд, чтоб выйти на погибель людям. А мы, кузнецы армянские, теми ударами молота по четвергам снова крепим цепи Артаваздовы…

— И охота тебе бабьими сказками парню голову дурить! — не поворачивая головы, произнес Кюрех.

— Как бабьими?! — сжав кулаки, бешено завопил Оган. — Ты, может, и в чудеса угодников не веришь, варпет?

Оружейник, не отвечая, встал с досок, потянувшись всем телом, молвил:

— Иди отдыхать, Оган! И вы тоже идите, — обратился он к рабочим. — Пора вечерять…

На Дидубийском поле было людно. Предстояли ежегодные скачки, на которых прекрасная Тамар-соправительница лично вручала победителю ценный подарок и золотой венок. Неудивительно, что на состязание со всех концов обширного царства в Тбилиси прибыли лучшие наездники. В ожидании начала состязаний они гарцевали по полю, вызывая всеобщее восхищение своим бравым видом и отменными скакунами.

Конюший Самвел держал под уздцы чистокровного аргамака арцахской породы. Поджарый золотистый конь был заботливо укрыт расшитой разноцветными шелками попоной с гербом князя Саргиса. Перебирая тонкими, сухими ногами с маленькими копытами «стаканчиком», скакун приплясывал на месте, встряхивая маленькой узкой головой, и сердито косился фиолетовым глазом на конюшего, который ласково его уговаривал.

К Самвелу направилась большая группа людей. Впереди шагали, возвышаясь над спутниками, парон Саргис и его старший сын. За ними шел стройный княжич Иванэ в легкой одежде наездника. Сдавшись на просьбы Иванэ, отец разрешил ему в этом году принять участие в осенних скачках. Княжескую семью сопровождали многочисленные вассалы. На всекартлийских ристаниях княжичу, который уже успел прославиться лихой ездой во всем Лори, краю искусных наездников, предстояло защищать честь владетелей Сомхити.

До сих пор с ужасом вспоминал княжеский казначей ту баснословную сумму, которую пришлось выплатить за жеребчика. Два года холил коня Самвел, не допуская никого близко к конюшне, где содержался золотистый красавец. Потом он осторожно стал сам объезжать аргамака. И только в эту весну в торжественной обстановке, при великом стечении любителей коней, в присутствии самого ишхана, он передал скакуна лучшему выученику, княжичу Иванэ.

Парон Саргис озабоченно осмотрел жеребца, велел Самвелу снять попону, провел рукой по лоснящейся спине и, задержав руку у почки, слегка нажал. Не дрогнув телом, конь лишь покосился на гиганта. Самвел ревниво следил за движениями рук ишхана — строгого ценителя и знатока конного дела.