Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

Авшар-бек был любопытен от природы и, как истый сельджук, — большой ценитель оружия. Подумав, он закричал охраннику:

— Селим! Проводи наверх купца!

Когда сирийский купец раскрыл сафьяновый футляр, у эмира зарябило в глазах — такое чудо покоилось на поблеклом розовом бархате.

Стоя посередине комнаты в бабушах на босу ногу, Авшар-бек схватил саблю и несколько раз жикнул ею в воздухе. Потом заорал неистовым голосом:

— Селим! Рабы! Скорей тащите сюда самого большого барана…

После того как голова у барана была отрублена и слуги затерли кровь на мраморном полу, Авшар-бек облачился в парчовый халат, пружинистым шагом прошелся по комнате, не выпуская из рук драгоценной сабли. Усевшись, прохрипел:

— Сколько?

«Как я у старого еврея!» — промелькнуло в уме у Хетумяна.

— Да удалит Всевышний плохой глаз от твоей судьбы, великий бей! — с поклоном промолвил он. — Прими в дар дивную саблю и вели казначею оплатить только мои дорожные издержки…

— Сколько? — на более высоком регистре выкрикнул Авшар-бек.

— Двадцать пять багдадских динаров, — прошептал сирийский купец.

Цена была несообразно малой. Но как настоящий восточный человек, Авшар-бек счел нужным поторговаться:

— Дорого, купец! Ножен нет, за один клинок столько просишь…

Сириец грустно усмехнулся:

— Пусть великий бей повелит призвать лучших оружейников Конии, и пусть они оценят это оружие султанов! С назначенной ими цены я сниму в пользу бея пять… нет, даже десять динаров! А сколько могут стоить кожаные ножны?..

Авшар-бека не устраивало увеличение цены на вожделенную саблю. Он с мрачным видом молвил:

— Хоп! Получишь у моего казначея десять динаров, а остальные… — эмир задумался, что-то прикидывая в уме. — Остальные деньги — за неделю до Ноуруза! Я сказал.

— Великий бей, нельзя ли все деньги сразу получить? — запротестовал Хетумян.

— Нет, и не проси! Сейчас у меня недостача в деньгах. Вот после похода — дело другое… Может быть, я дам тогда сверх цены два-три динара… — расщедрился Авшар-бек.

— Поход? Но ведь великий падишах (да будет он вечен!) охотится, и никто на майдане не говорит о джихаде! — возразил недоверчиво сириец.

Авшар-бек гневно воззрился на дерзкого. Тот с невозмутимым видом обтирал платком сафьяновый футляр. Эмир рявкнул:

— Когда я что говорю, так, значит, и будет! Уже приказано всем беям собираться в Севастии. Ты скоро получишь свои деньги! Уходи, купец, и не гневи меня…

Долгая борьба конийских султанов с Византией и крестоносцами выковала прекрасных воинов из сельджукской племенной знати. Их верхушка — эмиры и древние беи собрались в столице Конии, что стесняло в действиях султанов, и те охотно уезжали в другие города султаната. В свою очередь крупные феодалы ненавидели султанов, беспощадно их обиравших: помимо львиной доли в военной добыче, султан требовал частых подношений. Да и вообще властители Рума дорого обходились своим вассалам: красивые рабы, кошельки с золотом, драгоценное оружие, арабские скакуны — все это было узаконенными подношениями ненасытным Сельджукидам. Впрочем, султанские поборы феодалы с лихвой выколачивали с крестьян. Кроме того, была и военная добыча… Султаны изредка награждали наиболее отличившихся военачальников почетным халатом с шапками, осыпанными драгоценными камнями, поясами или мечом в золотых ножнах, конями, седлом, уздечкой. После же великой охоты и перед походами во дворце обязательно устраивался шилян — «пиршество воинов».

Достопочтенный падре Джордано Террачини уже с месяц как проживал в Конии. Новый султан в общем неплохо относился к иноверным купцам, которые доставляли ему большую часть налогов и таможенных пошлин. Но франгам, и в особенности их улемам, Рукн-ад-дин не доверял и долго отказывался принять аббата Террачини. Падре Джордано ломал себе голову, как войти в доверие к конийскому двору, и посылал мрачные письма своему патрону в Латеран.

Однажды под вечер, когда немного спала дневная жара и Террачини проходил по базару со знакомым венецианцем, прицениваясь к товарам, его взгляд упал на стоявшего в дверях меняльной лавки сирийского купца.

— Не может быть! Хетумиано… — пролепетал ошеломленный аббат.

Первым желанием было кликнуть чаушей [76] Чауш — полицейский (тюрк.) . , которых было немало на рынке. Но падре Джордано сдержался. А может быть, это очередной фокус монсеньера Рандолы, который немало тайн хранит даже от своих подчиненных? Надо выждать его указаний… Когда аббат Террачини второй раз посмотрел в сторону меняльной лавки, сирийский купец исчез. Взволнованный неожиданной встречей с «покойником», аббат поспешил домой и в тот же вечер настрочил обстоятельное донесение в Рим.