Григорий Вермишев - Амирспасалар. Книга II

— До горы Воскеанк? — догадался Ваган.

— Да. А как с горными проходами из равнины?

— Наглухо закрыты, государь. Мышь не пробежит, — заверил горец. — Людей вооружил всех.

— Добро. С тобой поедет пятисотник Ростом с лорийцами. С богом!

Громадный султанский лагерь раскинулся на равнине у восточного склона скалы, на которой возвышался старинный замок. Железистые источники выбивались из-под подошвы утеса и, оставляя ржавый след, стекали в реку Басен. Рябило в глазах от разноцветных шатров эмиров и беев, огузских кожаных и волосяных юрт, черных палаток курдских отрядов. Бесчисленные табуны рассыпались по всей равнине, прижимаясь к речным поймам, где еще сохранилась свежая трава. Большой осадный парк, гаремы знати и обозы с десятками тысяч рабов и военнопленных расположились по другую сторону горы, вдоль дороги на Арзрум. Горы мешков с зерном и мукой, ящиков с оружием и доспехами громоздились на земле вперемешку с походными кузнями, хлебопекарными печами и котлами для варки пищи. На равнине, поросшей жухлой травой и мелким кустарником, паслись неприхотливые верблюды, мулы транспорта и рогатый убойный скот.

Еще со времен Ахеменидов сопутствовала восточным властителям сказочная роскошь в походах. С удивлением описывал летописец лагерь Рукн-ад-дина, «где были собраны все богатства вселенной, чаши и ковры, драгоценные камни и жемчуг, золото в изделиях и слитках». Султанская ставка находилась на самой вершине утеса. Вход в двуглавый огромный шатер из тяжелого китайского шелка охранялся двумя алпами-великанами в золотых доспехах. Около входа рычали прикованные к серебряным колодам лев, тигр и леопард. Черное знамя с орлом развевалось на ветру. А рядом на земле стоял почетный тулумбас — знак верховной власти, присланный халифом Насиром.

Шумное веселье царило в стане султанских воинов. Огни тысяч костров ярко блестели в вечернем полумраке. На огромных вертелах жарились на раскаленных углях туши баранов и быков, в медных котлах варился жирный плов. Из шатров великих беев и сюбаши раздавались нестройные песни. Простой военной прогулкой представлялся исламским воителям поход на Гурджистан. Уже запели узаны, прославляя мощь и славу падишаха, а старый меддах Коркут рассказывал легенды о подвигах Казан-бека…

Перед вечерним намазом военачальники собрались в передней половине султанского шатра. Рукн-ад-дин только что искупался в каменном бассейне серного источника, успел побывать в своем гареме и был в хорошем настроении. Обложенный шелковыми подушками, он возлежал на большом ковре, невнимательно слушая ежедневный доклад «государева наблюдателя».

— Величайший из великих, не вернулись наши проведчики из Гурджистана, видно, погибли там мучениками за веру, — вполголоса докладывал главный доносчик.

— Машалла! [99] Такова воля Аллаха! (тюрк.) . — равнодушно протянул султан. — А все-таки где же курджии? — полюбопытствовал он.

Государев наблюдатель воздел руки к шелковому потолку:

— Кто об этом знает, о Щит ислама? Одни огни чабанов на горах видны. Как мыши запрятались они в свои норы при грозном приближении победителя курджиев!

— Я еще не поверг их на землю! — рявкнул Рукн-ад-дин. — А ты, старый верблюд, видно, зря получаешь деньги у моего казначея, если ничего не можешь толком сообщить своему повелителю об этих гяурах…

Разгневавшись, султан отвесил увесистую пощечину главному доносчику и выгнал его прочь из шатра. Впрочем, Рукн-ад-дин и сам не верил в возможность отпора курджиев бесчисленному воинству, собранному от Мосула до Понта: как вшей раздавит он презренных гяуров и без труда захватит Казалык, точно так, как поступали его великие предки…

На военном совете Рукн-ад-дин цедил сквозь зубы истины мудрости неизреченной:

— В любой войне ставка джигита — жизнь или смерть! И в бою с курджиями каждый из вас должен сражаться, не щадя своей крови…

— Аллах велик! — хором отвечали беи.

— Под черным знаменем радости исламское войско должно прокладывать свой путь при криках ужаса, в море нечестивой крови неверных и в дыме пожарищ их городов! — поучал дальше Рукн-ад-дин.

Бейлербей Баралтай рискнул вопросить падишаха о приказаниях по войску.

— Назначаю на завтра отдых бахадурам перед походом. А что можешь сказать о враге, Баралтай? Где курджии?

— От горного прохода по караванному пути к Карсу на четыре фарсаха впереди нет никого, — с готовностью ответил Баралтай.