Александр Марков - Атаман Метелка

Не успел изъясниться обер-комендант, как в залу вошел секретарь губернатора и доложил Кречетникову, что его домогается видеть один проситель по важному делу.

Петр Никитич сурово глянул на секретаря:

— Важнее дела, которым я занят, нет. Проситель обождет. А впрочем, — обратился губернатор к Бекетову, — Никита Афанасьевич, вы-то по старой памяти можете лучше обходиться с просителями. Сделайте одолжение.

Бекетов вышел из залы, и тут его едва не сбил крепкий бородатый мужик, бросившись перед ним на колени.

По крутым, могучим плечам и узкой лысине Никита Афанасьевич признал красноярского купца Бушуева.

Купец ловил руку Бекетова и срывающимся голосом лепетал:

— Ваше превосходительство, не откажите в милости, век не забуду… бога буду молить…

Бекетов брезгливо выдернул руку из потных ладоней купца. Гася озлобленность, спросил:

— Говори толком. В чем докука?

— Мне команду солдатскую, в конвой, до дома добраться… Говорят, Заметайла все дороги перекрыл. А ведь у меня в Красном Яру работные людишки на промысле ой как шатки… Сбегут, да еще и плот с рыбой спалят…

— Вон! С глаз убирайся! — не удержавшись, закричал Бекетов. — О своей шкуре печешься, солдат тебе давай! А помнишь, закупали у тебя солонину для войска? Так ты из-за одной копейки на пуд не хотел поступиться… Торговался три дня… А теперь солдатский конвой нужен!..

Выпроводив Бушуева, Никита Афанасьевич не пошел в зал, откуда доносились тревожные голоса. Разболелась голова. Ноги будто дубовые колоды, с места не сдвинешь. Еле добрался до маленькой тахты в приемной губернатора. Секретарь услужливо налил в хрустальный стакан лафита. Бекетов выпил напиток, но облегчение не приходило. Сенатора бесило то, что Бушуев в основном-то прав — без солдатских команд теперь и шагу не ступишь. И у самого мелькала мысль: оградить имение Началово воинскими разъездами. Да разве на каждое селение напасешься солдат?

Тем-то и страшен Заметайлов — не знаешь, где появится его разбойная ватажка.

Не помнил Бекетов, как впал в забытье. Вздрогнул только, когда тронул его за плечо губернатор. Кречетников обеспокоенно спросил:

— Что голову повесили? Уж не приключилась ли болезнь?

— Какая болезнь, — устало махнул рукой сенатор. — Известия, ныне слышимые, хуже болезни. Болезнь и даже смерть одного человека ничего не значит для устоев государства, а вот язва народного мятежа может опять потрясти основы империи… А что там решили о Климове? Что большинство говорить соизволило?

Кречетников усмехнулся и, поправляя на шее шарф, доверительно проговорил:

— Ты и сам, друг мой, знаешь, что при обсуждении дел один голос хорошо, два — хуже, три — еще хуже, а десять — совсем скверно. Климова я решил оставить в Астрахани. Здесь он будет полезнее…

Атаман Заметайлов послал в город Тишку. Кто остановит свой взор на старике? Сойдет за нищего. И никому невдомек, что под рваной сермягой за крученым шелковым поясом пара турецких пистолей и короткий нож с костяной рукоятью. А главное, старик знает Астрахань. Бывал в городе не раз.

Еще прощаясь с лоцманом, Заметайлов наказывал подыскать ему в Астрахани надежных людей, которые бы могли помощь оказать и ватагу пополнить. Договорились, что найти Рыбакова можно в Спасительском кабаке, где всегда шумят голытьба, гулящие люди, торговцы.

Деревянный питейный дом стоял в Белом городе недалеко от Пречистенских ворот кремля. В народе эти ворота назывались Спасительскими, так как над воротами в башне была устроена часовня в честь нерукотворного образа Спасителя. Каждый прохожий мог поклониться этому образу, вделанному в нишу башни. От непогоды потемнел лик. Не угадать ни усов, ни бороды. Да и времени, как утвердили его здесь, прошло немало. Горожане полагали, что икону привезла в Астрахань дружина Ивана Грозного, его любимый воевода Шемякин-Пронский.

Кабак, который находился недалеко от ворот, в народе тоже нарекли Спасительским. Рыбаков так и сказал атаману:

— В городе меня найдете у Спасителя. В полдень я там всегда бываю. Может, кто наймет на провоз товаров.