Юрий Когинов - Недаром вышел рано. Повесть об Игнатии Фокине

Двести семьдесят восьмой полк Игнат знал особенно хорошо. Рядовые Виноградов Иван Максимович и Карл Балод, а также прапорщик Виктор Григорьев, с которыми он познакомился в день своего приезда в Брянск, служили как раз в этой части.

Ничего не было удивительного в том, что полк первым в гарнизоне решительно перешел на сторону большевиков. Многие из его солдат, в том числе Виноградов, успели хлебнуть на фронте такого лиха, что сразу поняла, кому нужна война и за что она ведется.

Иван Виноградов призван был из Москвы, где уже с десяти лет начал служить мальчиком-учеником кондитера. Со стороны могло показаться — не жизнь, а малина: конфетки, пирожные, прянички разные… Однако сладости те горькими оказались: двенадцать часов у горячих печей до соленого пота, а к тому же еще на побегушках — то отнеси, это принеси… Но все же выбился в люди — почти подмастерьем стал, только пришел срок — и забрили в солдаты. С начала войны — в двадцать восьмой Полоцкий пехотный полк и — трепка у озера Нарочь.

Сколько полегло там русских ребят… Но обидней всего, что побил их немецкий полк, которым командовал полковник Штубендорф. Мать родная, так командир двадцать восьмого — тоже полковник барон Штубендорф! И не однофамильцы, братья они двоюродные. Только один кайзеру служит, другой — русскому царю. Вот и сошлись…

Однако не два барона-полковника меж собою схватились, а серая скотинка — с зеленой (это по цвету солдатских шинелей обеих армий) и ну колошматить друг друга по велению братцев и их хозяев — немецкого кайзера Вильгельма и российского царя Николая Второго.

Жалкие ошметки двадцать восьмого полка в самом начале семнадцатого года отвели в Брянск на переформировку — заново готовить пушечное мясо в запасном полку под номером двести семьдесят восемь.

В бараках на Льговском поселке таких запасных полков насчитывалось уже четыре, и с утра до ночи — на плацу муштра.

За малейшую провинность начальник учебной команды штабс-капитан Санютич-Курачицкий отправлял под ружье с полной выкладкой на десять часов. Амуниции не было, так в вещмешок клали пуд битых кирпичей. Под их тяжестью стой как истукан, «ешь глазами» начальство.

Старшим писарем в полку оказался Карл Балод, из латышей. Поначалу не знали, что он большевик, а Балод уже приглядывал солдат: кто чем дышит, и подбирал из них писарскую команду.

Санютич-Курачицкий — казнокрад, каких свет не видел, а ведомости на продукты через руки Балода проходили. Штабс-капитан боялся, как бы старший писарь о его проделках по начальству не донес, потому все просьбы исполнял: каких солдат в писари перевести.

Так к Балоду и Виноградов попал. Узнал Карл, что этот рослый солдат тоже на фронте стал большевиком. Вдвоем быстро связались с Бежицей, познакомились с Прохановым и Александром Медведевым, стали у них листовки доставать и в казармы приносить.

Солдаты им доверились. Тогда Балод с Виноградовым решили их на рабочие митинги отпускать. Но для этого нужны были увольнительные жетоны. Бляхи такие из латуни — ротный их раздавал, когда в город идешь. Так вот жетоны эти рабочие Бежицы мигом отштамповали, И стали Балод и Виноградов эти жетоны солдатам вручать — своим же, сочувствующим большевикам. Виноградов и Балод таким путем и сами в городе впервые на митинге Фокина услыхали, а потом с ним познакомились.

Но еще раньше, в февральские дни, полк вышел на Трубчевскую с оркестром. Когда узнали о революции, Виноградов и Балод нарушили связь полка, пришли на квартиру полковника монархиста Шпилева — и «Ваша высокоблагородие, вставайте. Вы объявляетесь арестованным…»

Полк на глазах становился «красным». Вместо «высокоблагородия» избрали командиром капитана Владимира Аполлоновича Мещерского. Командовал он раньше первым батальоном. Никогда не оскорблял солдат, а после февраля сразу принял сторону большевиков.

После событий 3 июля, когда Временное правительство и меньшевики с эсерами хотели повернуть народ против большевиков, прибыл в полк приказ: Мещерского отозвать, полковнику Кувичинскому, прибывшему из Ставки, принять командование, и полк направить маршем на фронт в Пинские болота, а если не подчинятся — расформировать. Но отбой вскоре дали такому приказу — испугались восстания, или, как говорили, бунта.

Тогда зашли с другого конца: почему полк неисправно отправляет маршевые роты фронту? По этому пункту специально прибыл комиссар Временного правительства, из тех, что, появляясь на трибуне, сразу начинали кричать: «Война до победного конца!» Стал перечислять номера эшелонов и команд, которые дошли до фронта в половинном составе. Конечно, назывались команды, составленные и из других полков, которые почему-то по дороге непростительно уменьшались, но в большинстве случаев виновником оказывался именно двести семьдесят восьмой.