Мог ли еще три, даже два месяца назад Кульков вот так всенародно и, что называется, под самый что ни на есть под дых залепить не какому-то там горлопану, а самому главному краснобаю Брянска Товбину? Даже в самых сокровенных мечтах не грезилось такое.
А ведь Михаил Кульков был неробкого десятка, молодым в Москве всегда мог постоять за себя и дать такой сдачи, что многие катились от него колбасой. И речь тут не просто о кулаках, что тоже даются людям неробкого десятка, — мог наповал сразить словом.
С Товбиным же схватиться — недоставало нужных слов! Это, наверное, первая причина, которую, впрочем, не так сложно было и преодолеть, — рабочую правду можно доказать и без разной там марцифали с уксусом, иначе, без мудрствований. Мешала основательно причина вторая: за Товбипым — сотни почти таких же языкастых подпевал, у тебя за спиной — трое набравших в рот воды… Вот почему выходить на схватку ни он, Кульков, никто иной с Товбиным пока не решались.
Все перевернулось в тот день, когда в Совете на глазах у всех, привыкших не прекословить Товбину, с ним схлестнулся Игнат.
Сейчас Михаил может признаться, положа руку на сердце, как на духу — не костюм и манжеты в день приезда Игната сами по себе смутили его. Разве не приходилось видеть по-праздничному одетых рабочих, даже в котелках, с бабочкой. Да что о других — сам любил ходить чисто, как бы подчеркивая этим собственное к себе уважение, что сразу, кстати, оценил про себя и в Фокине.
Смутило другое — бросающаяся в глаза слишком уж мягкая, с виду прямо-таки восковая, податливая внешность. Это уж потом понял: улыбочка оборачивается в момент такой жесткостью, что от стыда и сознания своей неправоты впору хоть сквозь землю провалиться. На несоответствии внешности и характера Игната и попались, к примеру, Товбин и ему подобные.
Посылая телеграмму с просьбой откомандировать в Брянск опытного большевика-организатора, Кульков вправе был полагать: в такой крупный промышленный край не пришлют кого попало. Знал: готовить пролетариат к революции пятого года ЦК РСДРП направлял в Брянск, Бежицу и Людиново сначала Иннокентия Дубровинского, потом Веру Слуцкую. Кстати, именно от Брянского района Слуцкая избиралась делегатом на Пятый съезд партии. Можно ли было теперь, когда в повестку дня ставилась новая, еще небывалая пролетарская революция, отделываться фигурой меньшего масштаба?
С первых же дней пребывания Игната в Брянске события развернулись так, что сама их стремительность перехватывала дыхание. Уже к июню в городе большевиков стало за сотню, в июле — пятьсот. Да, в большинстве были солдаты — из гарнизона, из Двинских артиллерийских мастерских, но ведь какая сила появилась заместо той троицы.
Вскоре речь зашла о проведении собрания всех городских большевиков и выборах комитета.
Нечего было и говорить о том, в пользу кого на собрании поднимутся руки, чтобы, значит, поставить во главе организации. Для того и прислали уполномоченного, чтобы пустил корни, а потом — и на вершину. А как иначе? От головы теперь зависит успех всего дела — и дальнейший рост большевистских рядов, и укрепление их мощи. Вон какой замах предложил Фокин перед выборами комитета — отпечатать сразу тысячу новых бланков партийных билетов! Значит, на рост!..
Собрание созвали в техническом училище. У входа — Семен Панков и Антон Карпешин проверяли у каждого партбилеты. Невиданно, первый раз такой ритуал! Но — надо: не самодеятельность уже, не шаляй-валяй — боевая ячейка партии. Это сказал Фокин, когда определяли порядок сбора. Ну и его доклад включили, все, как надо…
Когда говорил Игнат о том, как росли партийные ряды, ничьей, разумеется, не называл заслуги. Лично о себе, конечно, ни намеком не упомянул. Но все знали — не без его напряжения сил. Однако можно было бы в докладе о нем, о Кулькове — отдельно и подробно, дескать, его ведь инициатива, его энергия… Но и об этом — ни полслова. Назвал, конечно, фамилии — кто начал, кто первым был, но не так, как хотелось бы Михаилу.
Но вздрогнул даже от неожиданности, когда подошел черед выборов: Фокин в качестве члена комитета и председателя предложил его, Кулькова.
Правильно говорится: доверие окрыляет. Тогда и почувствовал Михаил, как шире развернулись плечи, тогда и дела закрутились еще шибче, бегом побежали дела.
Те, кто начинал вместе с ним, кто на самых первых порах присоединился — Семен Панков, Карпешин, Балод Карл, тоже по праву вошли в комитет.
Читать дальше