Франтишек Кубка - Избранное

Она отдернула ладонь и горько рассмеялась.

— Я не ошибаюсь, госпожа, — сказал Симонетти и снова протянул свою руку к ладони королевы.

Она не отняла ее.

— От долгой любви, — говорил он, — особы тайной или явной взрастет младенец. Здоровый и крепкий. Ибо на кончиках среднего и безымянного пальцев вижу я скопление линий, доказывающих, что женщина с такой рукой способна рожать скорее сыновей, чем дочерей. Я вижу множество жестких рыжеватых волосков на тыльной стороне ладони, и они намекали бы на блуд, если бы ладонь была шире, а не такая узкая, что свидетельствует о равнодушии к разврату.

— Я не только женщина, любезный! — сказала королева. — И хочу услышать о моей королевской судьбе.

— Вы накажете меня, хотя моей вины тут нет!

— Не бойся.

— У вас слабые друзья и сильные враги. Самые злейшие ваши враги — равнодушие сородичей и клевета подданных. От корня большого пальца к линии жизни пролегли в беспорядочном хаосе ломаные черточки, что предвещает страдания и бедность. Но вам дана природой холодность, присущая рыбам, пресмыкающимся и русалкам, которая поможет мудростью преодолеть скорбь. Аминь.

— А что еще ты видишь?

— Это все, что поведала рука. Если я солгал, значит, лгала ваша ладонь, госпожа!

Она сняла с шеи золотую цепь:

— Возьми на память!

И, отвернувшись, подошла к окну.

В соседнем покое Хайни высоким детским голоском пел псалом. Симонетти с поклонами удалялся, обвив золотую цепь вокруг запястья наподобие четок.

Королева обернулась к Иржику, посмотрела на него с прежней улыбкой и сказала весело:

— Он думает, будто я не знаю, что у меня родится мальчуган, но не черноволосый.

Кровь бросилась к лицу Иржи. Ноги подкосились. Он хотел упасть на колени и поцеловать хотя бы край ее мантии. Но лицо королевы вдруг опять стало суровым. Она повернулась и вышла к Хайни.

И понял Иржик, что он для нее значит не более, чем попугай в клетке, кресло в углу, картина на стене, сверкающий на гранях радужными красками хрустальный бокал на столе.

В конце того же месяца марта года 1620 в храме святого Вита крестили трехмесячного принца Рупрехта.

Фанфары огласили прибытие королевской четы. Ребенка несла на руках супруга бургграфа, пани Беркова из Дубы, степенная, смущенная и раскрасневшаяся, в широких юбках, раскачивающихся на крутых бедрах. За ней — ментик внакидку, высокая медвежья шапка на бритой голове — шагал пан Имре Турзо {76} 76 Имре Турзо (1598—1621) — венгерский феодал, приверженец Г. Бетлена, весной 1620 г. вел переговоры с чешскими протестантами и Фридрихом V Пфальцским. , представляя крестного отца, трансильванского князя Бетлена, которому не так давно мадьярские сословия воздали королевские почести.

Перед массивным алтарем пан Турзо взял дитя из рук пани Берковой и торжественно произнес имя Рупрехт. Чешские сановники, до последней минуты уповавшие, что рожденный в пражском Граде принц будет Пршемыслом, поникли головами.

Доктор Скультетус, еще более бледный, чем во время своего торжественного паломничества по Силезии, окропил голову принца водой из серебряного сосуда, произнеся при этом по-латыни:

— Нарекаю тебя Рупрехтом!

Ребенок не заплакал.

Королева шепнула леди Эпсли:

— Меня оговаривали за то, что я не плакала, когда сходила после венчания с алтаря. Теперь будут шипеть, что мои дети не плачут при крещении.

Пан Вилим из Роупова досадливо оглянулся на королеву. Зачем она портит и без того не слишком торжественный обряд? Однако он утешился тем, что на этот раз Скультетус обошелся без своего немецкого.

«Это мудро. Ни по-чешски, ни по-немецки, а по-латыни».

И пригладил свою бородку.

Пан Турзо, мгновенье подержав крестника, передал его другим кумовьям, панам земель чешских, моравских, силезских и лужицких, которые в блестящих латах и при мечах, но без шлемов обступили алтарь. Те в свою очередь передали дитя чешским, моравским, силезским и лужицким дамам, которые покачивали младенца, разглядывая его смуглое, утопающее в кружевах личико, и приговаривали:

— Благослови тебя, господи!

Довольно долго ребенок переходил из рук в руки. И пражские горожанки в высоких чепцах, наблюдавшие за обрядом из-за ограждающего красного каната, тоже протянули к нему руки. Им передали младенца, и они стали нянчить принца с материнскими улыбками, шепотом благословляя. В конце концов ребенок заплакал. Тогда паж королевы взял его и передал крестной матери, пани Берковой.