— Отыдите от алтаря, где в грехах поедаете тело Христово и в грехах пьете его кровь! Не оскверняйте престола господня! — Произнесено это было на швабском наречии, и тотчас кто-то крикнул по-латыни:
— Sancta Maria, ora pro nobis, peccatoribus! [173] Святая Мария, молись за нас, грешных! (лат.)
Верующие в церкви оглядывались, но никто не выходил, чтобы посмотреть, что делается перед церковью.
Молящиеся дожидались в церкви, — и вот ввалилась толпа мужчин и женщин, босых, оборванных, их тряпье прикрывало лишь нижнюю часть тела. Женщины и девушки бесстыдно выставляли грудь всем на обозрение. Впрочем, грудь и спина у всех были покрыты кровавыми рубцами, синяками и кровоподтеками. Одни раны уже заживали, другие еще кровоточили.
Священник обернулся от алтаря, поднял перст и воскликнул на латыни:
— Изыдите из храма господня, богохульники и бесстыдницы! Что вам здесь надо?
Расступились тут верующие, и из среды отмеченных богом выступил огромный, подобный полуголому кузнецу за работой, Грегуар из Авиньона, взывая:
— Покайтесь! Близится час! Антихрист — пред вратами, бродит, аки хищник, подстерегая добычу! Покайтесь! Покайтесь в грехах своих! Ибо и праведный грешен семикратно! Горе тем, кто упорствует. Горе тем, кто не покаялся! Святой отец, сбрось облачение, сними одежды и взгляни!
Мужчина, следовавший за оружейником Грегуаром, водрузил у алтаря деревянный крест с фигурой распятого:
— Видишь, священник? Наг и иссечен висит на кресте твой Искупитель! Покорись господу! Сбрось златое одеянье, скинь все, бичуй себя, хлещи свое тело, как делаем мы, ради отпущения грехов!
Толпа полуголых чужестранцев завыла, кое-кто закричал, заплакал… И, взмахнув плетками, у которых было три хвоста, а на каждом хвосте железки в виде креста, начали эти люди хлестать и бичевать свои тела до крови. При этом они рыдали в один голос:
— Господи, согрешил я, согрешил, господи, воровством, убийством и распутством, имя твое повторял всуе, праздничный день осквернял, гордостью тебя унижал, завистью тебя объедал, гневом тебя возмущал, слюной тайных грехов оплевывал! Слышишь, господи, глас мой, вопиющий в земной пустыне, которой владеет антихрист, то бишь папа римский и кесарь, епископ и король, антихрист и дьявол в тысячах подобий! Аминь, аминь, кайтесь, выходите из домов и молитесь!
Священник сотворил крестное знамение и заговорил. Но никто его не слушал. Ибо крик в храме, плач и вопли бичующихся, их жалобные стоны были столь громкими, что люди не слышали собственного голоса, не то что священника у алтаря, где столпилось больше всего пришельцев.
Священник меж тем требовал:
— Прочь от алтаря, покиньте храм!
И он поднял над головой крест, словно изгоняя дьявола. Кающиеся разразились рыдающим хохотом, стали рвать на себе волосы… Священник, однако, не замолчал:
— Вот уже почти сто лет творите вы свои безобразия в христианском мире. Кощунствуете, и святой отец проклял вас и изгнал из страны. Уйдите, заклинаю вас, не добавляйте к грехам своим еще и грех святотатственного осквернения храма господня!
Священник сошел с алтаря, и толпа расступилась перед ним в стороны. Он прошел с крестом и остановился у дверей. Но тут увидел он, что флагелланты плачут и истекают кровью на глазах у всего города, что на площади образовался темный круг горожан, которые, вытаращив глаза, слушают вопли босых мужчин и обнаженных женщин, без устали голосящих:
— Пресвятая дева Мария, моли за нас, грешных! Кайтесь!
Священник хотел обратиться к людям с увещеванием, но никто его не слушал. Ибо уже появился тут оружейник Грегуар, а над ним колыхался лес крестов и хоругвей, влажных от тумана и забрызганных кровью кающихся.
Грегуар поднял руки, благословляя людей. Многие из них пали на колени, будто придавленные к земле. А Грегуар начал проповедь. Он говорил об антихристе, который грядет во всем своем величии на колеснице, и везут ее император и король, епископы и священники. О славе господней, что ждет грешников, которые сейчас, вот в эту минуту, еще сегодня обнажат свое тело и кровью смоют свои пороки:
— Исповедуйтесь гласно, да услышим, в чем вы согрешили! Исповедуйтесь, как мы исповедуемся в своих грехах!
Размахнувшись, хлестнул себя Грегуар по волосатой груди так, что тремя струйками потекла кровь. И вслед за этим снова поднялись крики и молитвы, пение и плач, а он все хлестал тело свое плеткой, наказывая себя болью и кровью.
Круг зрителей стоял неподвижно, но молчание их вдруг прорвалось горестными рыданиями. Заплакала жена угольщика Криштофа из леса под Милавчем, вслед за ней жена галантерейщика Шимона с домажлицкой площади. Кольцо, образованное жителями Домажлиц и окрестных деревень, заколебалось. Ибо то, что они увидели, было еще поразительнее прежнего. Чужеземцы, затянув протяжную песню, внезапно стремительно, как подкошенные, пали на землю и, раскинув руки, наподобие креста распластались, взывая к небесам, а те уже почернели от туч, которые пригнал ветер от Черхова.
Читать дальше