Франтишек Кубка - Избранное

— Это очень странно.

— А он — странный человек.

— Королеву интересует его гороскоп.

— Вот видишь, Ячменек, — граф Турн помолчал. — Валленштейн строит в Праге дворец, — продолжал он. — Прямо-таки королевский. В Ичине возводит другой, не хуже этого. Валленштейн — хозяин. Людям в его поместьях живется припеваючи. Фридрих страну опустошил, а этот ее возрождает. Вот кому бы служить была радость!

— А королева?

— А что королева? Господи боже мой! Как приехала в Прагу, так и уехала. С нами ее ничего не связывает. Языка нашего и то не знает. Как ты с ней объясняешься? По-французски. Она — Стюарт. Ей, видишь ли, хочется править в Праге. А кому бы не хотелось? С таким же удовольствием она бы правила в Лондоне. И все еще питает надежду на это. Француженка на английском троне только прикинулась, что собирается рожать, да никого королю не выродила. Вся Англия над ней смеется. Нашу Лизель можно было бы уговорить и на Стокгольм. Она бы и там правила, если б ей позволили.

— Наверное…

— А я вот, где бы ни был, в Турции, Трансильвании, Венеции, теперь вот занесет меня в Ютландию или в Данию, всюду буду думать о Чехии. Ты тоже. А она — нет!

— Зачем вы, отец, бросаете тень на ее образ? Вы же сами послали меня к ней, когда я не хотел этого?

— Времена меняются, и мы с ними. Неизменна только наша чешская земля и наша тоска по ней. С прекрасной Лизель в Чехию тебе не вернуться!

— Хотелось бы, чтобы вы ошиблись!

— Кто знает, кто знает… Я собирался говорить с тобой о политике, а не о женщинах. Пока что и эту войну мы проиграли.

— Для чего же вы вступаете в датское войско?

— Да я бы и дьяволу пошел служить, кабы знал, что он хочет уничтожить императора, как хочу этого я. Датчанин не сложил оружия. Вот потому я к нему иду. Конечно, с большим удовольствием я отправился бы к Густаву Адольфу.

— Королева тоже.

— Mein Gott! Еще бы, она же у нас умница.

Старый Турн засмеялся и поднял кружку.

— За ее красоту! Ты попался, как Самсон, Ячменек! Пропал. Оставайся пока при королеве! А я отправлюсь к датчанину, к шведу, а не то и Московии продамся. Французы говорят, в политике друг — сосед моего соседа. Московия соседствует с поляком. Поляк теперь наш враг, потому что заодно с Габсбургом. Вот я и отправлюсь хоть в Московию, только бы насолить Фердинанду. Политика — искусство нападать сзади.

— Этому вы научились в Италии?

— Человек учится до самой смерти.

— Сейчас вы идете воевать, хотя война уже проиграна?

— Иду… У меня будет достойный противник, Валленштейн. Это стоит испытать. Но война родит войну. Дождись, сидя возле королевы, настоящей войны, той, что придет из Швеции. Тогда побежим вместе к Густаву Адольфу.

— А Валленштейн?

— Посмотрим, пусть только у тебя пройдет охота сидеть в Гааге. Послушай, куда подевались твои красные руки?

— Королева…

— Дала тебе мазь… Так… Сначала эти деревенские руки возбуждали ее любовь, а теперь она сделала из них барские руки. Гм… А Яна из Берки тебе не нравится?

Иржи не ответил.

— Зато ты ей по душе… Она не сказала мне ни словечка, дядьям о таких вещах не говорят. Но у стариков глаз наметанный. Она тебя любит. Все о тебе и о прекрасной Лизель знает. Не слепая. И все-таки любит. Как приятно говорить с ней по-чешски, тебе не кажется?

— По-чешски я говорю и с маленькой Марженкой.

— Знаю, знаю. И с садовником Шимоном, и с доктором Габервешлом… Но речь Яны тебе приятнее, не отпирайся. Уж не знаю, кто такая Мэб. Яна никакая не Мэб, а кусочек Чехии в этих самых Нидерландах. Ах, Иржик, как жаль, как жаль…

— Чего вам жаль, отец?

— Да ничего, Иржик, это я так. Если хочешь знать, старик Турн так же боится Валленштейна, как и ты… Брось ты мазать руки этой дрянью! Пускай себе у Фридриха руки будут белые, а тебе не пристало. Твои держали шпагу и уздечку коня. В Гааге-то ты еще никого не проткнул?

— Нет, отец.

— И это жаль, — сказал граф Турн и расхохотался так, что задребезжали кружки, расставленные по полкам.

У датчан граф Турн не задержался. В июле приехал, а к зиме снова появился в Гааге. Валленштейн прижал его к границе Нидерландов. Турн распрощался с армией, которая окопалась около Бремена, и снова поселился у доктора Габервешла.

Пока Камерариус, вконец расстроенный, что его дитя — Северный союз — разваливается из-за эгоизма Англии и бездарной политики Оранского дома, сидел в своей канцелярии и причитал, Турн, имевший привычку к интригам, плести которые кому-то надо было, всю зиму втолковывал принцу Генри и лорду Карлтону, что Голландия и Англия должны помочь датчанину и военной силой, и деньгами, иначе с Валленштейном не справиться. Война-то идет не только за реституцию Фридриха Пфальцского. Император проникает туда, куда раньше не пытался и носа сунуть. Ганза трясется от страха. Штральзунд в панике, Любек подумывает, как бы сговориться с Валленштейном. Герцог Мекленбургский бежал из страны, а Валленштейн требует себе у императора Мекленбург в ленное владение. Новый герцог Альба {173} 173 Альба Альварес де Толедо Фернандо (1507—1582), герцог — испанский полководец, правитель Нидерландов в 1567—1573 гг., пытался подавить Нидерландскую буржуазную революцию. спустится к устью Рейна, и тогда горе голландскому флоту. О чем думает Карл английский? Почему перестал заботиться о делах веры? Разве в Лондоне не знают о новом эдикте, изданном в Чехии, по которому все дворяне-протестанты должны либо перейти в паписты, либо покинуть страну? В Чехии идет ужасающий грабеж. А скоро таким же манером начнут грабить имущество протестантов в Германии и Голландии, тогда не будет ни полных мисок, ни золотых пуговиц на камзолах. Что, голландцам тоже захотелось отправиться в изгнание, как чешским дворянам? Или хотите, чтобы и в Лондоне у святого Павла снова закаркали по-латыни иезуиты?