Королева усмехнулась:
— Он поедет со мной, граф Матес, в Чехию, вслед за вами!
Граф Турн понял.
— Проложу вам дорогу! — подхватил он быстро.
Обедали за столом у королевы. Граф Турн упивался радостью свидания.
— Старички post coenam [66] после обеда (лат.) .
засыпают, — сказал он под конец. — Где бы я мог вздремнуть?
Иржик уложил Турна на своей кровати. Засыпая, граф Турн бормотал:
— Не знаю, что и сказать, Герштель. О том, как ты теперь живешь, рыцари в старину говорили: «sich ferliegen» [67] вылеживаться (о сыре) (нем.) .
. Залежался ты, брат, под боком у этой красивой женщины, умеющей приворожить. Был бы я на твоем месте, может, и я бы тоже…
Тут он уснул и не досказал, что бы он сделал на месте Иржика.
Граф Турн остановился не в заезжем дворе, а в доме доктора Габервешла на площади. Доктор был известен в основном среди иностранцев, которых в Гааге жило предостаточно. Но и голландские купцы тоже лечились у него с охотой, потому что доктор умел поговорить с больным о делах веры и о вечном спасении.
Заезжий двор не устраивал графа, он не хотел, чтобы замечали, куда он ходит, кто приходит к нему, с кем он ведет беседы. Он вовсе был не так прост, как прикидывался.
В Гааге Турн посещал многих голландцев, шведов и англичан. Побывал у принца Оранского Генри, говорил с лицами духовными, с купцами и военными, ездил в Амстердам и разыскал господина Календрини в новом доме Ост-Индского общества на Остграхте, посидел у английского посла сэра Карлтона, побеседовал со шведским послом господином Адельсвертом, выспросил у датского посла Кнудсона о придворных нравах в Копенгагене, написал длинное письмо господину Людвигу ван Гиру, который в это время жил в Роттердаме, живо интересовался вопросами купли и продажи оружия, а еще больше — положением дел на море. Граф предостерегал голландцев от распрей с Англией, мощь которой на морях росла день ото дня, и настойчиво советовал им побольше знать о замыслах Валленштейна относительно Немецкого моря. Он втолковывал, что, воюя с датчанами, Габсбурги стремятся на самом деле овладеть водными путями и уничтожить Ганзу {172} 172 Ганза — торговый и политический союз северонемецких городов в XIV—XVI вв. (во главе с Любеком).
. Валленштейн хитер и любит золото. Венецианцы, которых не проведешь, говорят, что герцог — плут, он хочет завладеть всеми портами от Штральзунда до Амстердама.
Фридрих диву давался, чего это старый Турн так засиделся в Гааге. Но тот на такие вопросы не отвечал, а начинал весело болтать о светлом будущем да целовал ему руку. Граф сиживал и у королевы, внимательно слушая ее речи. Если к Фридриху он относился как к ребенку, которого он любил отеческой любовью, хотя и знал все его недостатки, то с schöne Liesel разговаривал серьезно.
Он с ней поговорил и об Иржике. Ему хотелось выяснить, глубоко ли тот засел в ее сердце. Королева сказала, что настолько привыкла к своему секретарю, что просто не может без него обойтись.
— Дайте срок, он еще станет канцлером Чешского королевства!
И граф Матес понял, что schöne Liesel любит Иржика. Он позвал Иржи в трактир «Под рыцарским домом».
— Хочу потолковать с тобой о политике, — сказал он. — Конечно, мы могли бы прогуляться к морю и затеряться на часок в дюнах. Но о политике приятнее беседовать под крышей, за столом и с кружкой.
Начал он с самого главного. Дескать, любит Фридриха и королеву. Однако времена тяжелые. Вчерашнего дня в политике тоже не вернешь. Рубашка к телу ближе, чем камзол, говорят поляки, а поляки чтут честь. Наша честь — Чехия, Моравия, Силезия и Лужицы. У него, Турна, в жилах тирольская и итальянская кровь, но чувствует он себя чехом, как любой мужик из-под Часлава. Речь, однако, не о нем, а о славном Чешском королевстве. Что, если вдруг королем чешским заделается Валленштейн?
— О чем вы говорите, граф? — забормотал Иржи.
— Прежде ты звал меня отцом, Герштель.
— Как это такое могло прийти в голову пану отцу? Ведь коронованный чешский король жив.
У графа Турна взъерошились усы, он выпил и сказал с усмешкой:
— Живы, положим, два чешских короля. Первый — Фердинанд, второй — Фридрих. Оба венчались короной святого Вацлава. Но король тот, у кого в руках власть. Что, если власть окажется в руках Валленштейна?
— Паписта?
— Не такой уж он и папист. Родился он протестантом, для вида протестантов преследует, а на самом-то деле спасает! В Моравии сколько чешских дворян забрал он в плен у датчанина! И что сделал? Всех, кроме одного, отпустил. Как бы это объяснить?
Читать дальше