Франтишек Кубка - Избранное

Фридрих встал, поправил воротник и величественным движением руки отпустил Иржика.

Иржик не сумел сказать королеве то, что намеревался, когда, уже преодолев сорок гор и сорок рек, у старика Остерхоута разбил тарелку с ее изображением. У него задрожали руки, когда Остерхоут заговорил о Христиане Брауншвейгском.

Иржи не сказал королеве:

— Любимая и ненавистная, я пришел взглянуть, по-прежнему ли ты прекрасна! Бог свидетель, ты стала еще прекрасней, и поцелуи твои еще слаще, чем прежде. Скажи, где твой сын Мориц, которого ты называла и моим сыном? Я хочу его видеть!

Иржи избегал королевы. Знал, что она поправилась и выезжает в карете к леди Карлтон и леди Верей, которая вместе со своими пятью дочерьми воспитывает Луизу Голландину. Он не шел к королеве, хотя она дважды звала его через фрейлину Яну. У фрейлины были большие синие глаза и худенькие плечи. Почему королева зовет ее «дорогая Мэб»? У фрейлины эллинские глаза.

— Не придете? Вы больны? — Яна лукаво улыбнулась ему и стремительно убежала.

Он вышел из дому прогуляться по Гааге. Город бы солидным и сонным. Улицы прямые, много старых деревьев, дубов, грабов, ольхи, которые выросли здесь, когда города еще не было. В серых каналах отражались косматые ветлы. Город был скучный и чопорный. В нем, казалось, жили только богатые и серьезные люди. И мужчин здесь было больше, чем женщин. Они ходили в черной одежде и широкополых шляпах.

Иржи увидел дом со шведским флагом. Зайти бы туда и спросить, не поможет ли ему кто-нибудь добраться до Швеции? Он вступит в шведскую армию! Что ему делать в сонной Гааге, зачем ждать, пока Фридрих станет протестантским императором? У Густава Адольфа есть армия. Туда и пойдет служить Иржи. Но он все не решался зайти в этот дом.

Рассеянно и торопливо пробегал он по Гааге и возвращался домой. Садился в кресло к столу и начинал разглядывать карту, присланную ему Фридрихом. Это была карта Моравии, составленная Яном Амосом Коменским и отпечатанная в Лейдене. Моравия на этой карте была подобна кораблю с полными парусами. Корабль несся, но не по воде, а по небу, как облако. К палубе корабля тянулись нити извилистых рек и речек. Ослава, Иглава, Свратка, Свитава и Дыя и самая красивая из них, в виде натянутого лука — Морава. В Мораву впадают Бечва и Русава. А Одра бурным потоком течет прочь с моравской земли в Силезию. Всюду горы, холмы и холмики, стоящие в строгом порядке как мушкетеры в строю. Только по берегам Моравы нет холмов, получаются как бы ворота с севера на юг, через которые войска и могут устремиться на Вену и дальше в Венгрию, а то и в Турцию. Как тщательно вырисовывал Ян Амос именно этот путь! Все города и все деревни обозначил, все крепости, все препятствия и открытые места, все водотоки, мосты, мельницы. На этой карте есть и Хропынь с небольшим замком и костеликом и Гана, ровная как ладонь, широкая и плодородная. В тех местах Ян Амос Коменский нарисовал тучные колосья. Комениус, муж святой, словно хотел внушить воинам божьим, как они должны идти на антихриста и где вдосталь насытятся перед последней победной битвой.

Руководствуясь этой картой, пойдет с ними и Иржик. С датчанином, Мансфельдом или шведом — ему все едино. И будет показывать генералам путь, если они не разберутся в этой карте. Что делает Турн в Венеции и Брешии, что делает Иржи из Хропыни в Нидерландах, если эта карта указывает, куда они должны идти, чтобы безошибочно дойти до цели?

Иржи не мог оторвать глаз от карты. Зачем Фридрих копит жир в Нидерландах, зачем сидит за столом в доме те Вассенар, а не выедет на коне биться за свое маркграфство, герцогство, королевство?

Иржи сложил карту и запер ее в стол. Встал и без приглашения вошел к леди Бесси. Так он в мыслях называл ее теперь, чтобы она стала ему более чуждой и далекой, чтобы устоять перед ней. Она была одна. Возле ее ног лежала золотистая такса Цорги. У собачки были слишком кривые лапки, чтобы запрыгнуть на какое-нибудь из высоких кресел. Песик насторожил уши. Королева сказала спокойно:

— Это ты, Ячменек? Садись. Я хочу на тебя смотреть.

Он сел, опустив голову, в горле у него пересохло. Но он задал вопрос, который не выходил у него из головы:

— Мориц мой сын? Где он?

— У бабушки Юлианы в Бранденбурге.

— Ты женщина или кукушка?

Она промолчала.

Он повторил:

— Мориц — мой сын?

Она ответила:

— Если ты не забыл, посчитай.

— Я считал, — возразил Иржи, — он родился в январе двадцать первого года в Кюстрине. Так сообщил господин Камерариус в Кошице. Твой муж вернулся из Лужиц в марте тысяча шестьсот двадцатого года. Мориц — сын Фридриха!