Франтишек Кубка - Избранное

Иржик невольно замедляет шаги и останавливается. Через сорок гор прошел он и переплыл сорок рек, сорок сортов вин перепробовал, сорок радостей познал и сорок раз согрешил! Сорок лет прожил на свете сэр Томас, и сорок пушечных портов было на фрегате «Святой Георгий».

После такого трудного и долгого пути надо немного перевести дух. Дорога из Брешии в Гаагу длилась сорок дней. И осталось у него сорок дукатов, из тех, что подарил взлохмаченный и изверившийся граф Турн.

Может быть, леди Бесси вспоминает о нем в эту минуту. А может, ее нет дома — ускакала верхом в песчаные дюны.

Его уста ни разу не произнесли ее чужестранное имя. А она выучила чешское слово «Ячменек!». Долгие годы он не слышал чешскую речь. Турн говорил по-немецки, на этом же языке разговаривали пан Каплирж и пан Ян из Бубна, чтоб Турн мог их лучше понимать. Будто и не было ни чешской речи, ни чешской земли! Чешская речь смолкла, чешская земля погибла! Вот он идет сейчас в те Вассенар, но это чужой дом, а до его родного дома куда больше сорока шагов, дальше, чем сорок раз по сорок миль, и потому идти туда нужно окольными путями, чтобы тебя не схватили и не повесили. И прийти туда он должен с мечом в руке. Но прежде надо переплыть сорок рек и моря крови.

А сейчас, сейчас он еще не дома, хотя все эти сорок дней ему казалось, что он спешит домой.

Да что же это за сонное царство, словно заколдованный город? Зачем они построили этот город на морском песке, среди воды и заповедных лесов? Неужели для того, чтобы спать здесь? Он дойдет до красной стены. В ней есть ворота с затейливой решеткой, к которым надо подняться по ступенькам.

Иржи идет, но ноги отказываются служить ему. Да и к чему торопиться? Все равно в доме те Вассенар никто не живет!

Господин Остерхоут сказал, что Хоф те Вассенар был поместьем голландского вельможи, который не верил в предестинацию и потому должен был уехать в чужие края. А из чужих краев явился король, верящий в предестинацию, и поселился в этом доме. Кто живет на Хропыни? Кто живет в домах казненных панов, в покинутых владельцами замках? Кто жал этим летом ячмень на Гане? Куда отвезли урожай на скрипящих телегах? Плясал ли народ на дожинках?

Чешская королева живет теперь в чужом доме.

Иржик идет в этот чужой дом, чтобы снова увидеть ее и сказать: «Я здесь!»

А мудро ли поступает тот, кто, однажды уйдя навсегда, возвращается? Но ведь они расстались без ссор и обид. Это она послала его в бой, не могла же она знать, как несчастливо этот бой завершится. Уходя, не возвращаются: ведь уже оборвано то, что связывало. Но он возвращается не для того, чтобы остаться здесь. Это просто передышка перед дорогой домой. Он должен вернуться на родину, хотя бы для того, чтобы умереть на пороге родного дома!

Сколько же всего передумал Иржик, пока прошел эти сорок шагов!

Большие белые облака плыли по небу с востока. Там, на востоке, его родина. Несколько часов назад эти огромные белые облака проносились над скошенными полями на Гане, над реками Моравой и Бечвой, над речушками и ручьями, лесами, полями и садами, над святым Гостыном и Хропыньским полем, откуда много, много лет назад унесла на руках маркграфиня новорожденного короля Ячменька, того самого, кто обязательно придет в самую тяжкую годину. Жил-был король… и будет жить! Может, пришла уже та година? Иржика прозвали Ячменьком, как и того короля, только родила его не маркграфиня. Его мать — служанка Мария. Но и он, сын служанки, вернется! Если нет того, настоящего Ячменька, — что ж, явится другой, чтобы крикнуть разоренным полям, сожженным домам и голодным людям:

— Я здесь и не покину вас до самой смерти!

Она должна, эта леди Бесси, — боже, до чего же чужое имя у этой женщины! — должна назвать его Ячменьком!

Улица вышла на аккуратную, мощеную, безлюдную площадь. Слева — красная стена, справа — серая, между ними — небольшие ели. Два дома из серого кирпича под зелеными крышами. Двое решетчатых ворот. Отчего же перед королевским дворцом не стоит стража? Где штандарт? Где же кареты, запряженные четверней, и где нидерландская гвардия с алебардами, в шлемах и с лентами через грудь? Да она разбежалась по свету, эта нидерландская гвардия, сорвала ленты! Но где тогда солдаты чешских полков со львами на знаменах? И почему не стоит в карауле писарь Микулаш Дивиш с дружиной из четвертого сословия? До чего же печален этот спящий замок. И вообще никакой это не замок! Серая стена, красная стена. Сейчас выйдет кто-нибудь и спросит, кого я ищу и что мне здесь надобно? Впрочем, кому тут спрашивать? Здесь же никого нет! Только решетка, пустой двор и серый дом в глубине…