В мгновенье ока вылетел он на равнину и утонул в море колосьев.
До него донесся скрип колес и конское ржание. Дорога повернула. Он въехал на луг и словно очутился в раю. Перелески над косогором зеленели свежестью, и глаз различал, где растут пихты, где начинается ельник, а где развеваются русалочьи волосы берез. Он увидел убранные поля и стога на них. Снопы ячменя, расставленные по жнивью, напоминали светлые и темные фигурки на шахматной доске. Одно поле было коричневым, другое — красноватым, а прочие — желтые с зелеными полосами. У самого леса еще продолжалась жатва, а рядом снопы из крестцов укладывали на телеги. Груженая телега, тяжело раскачиваясь, отъезжала, а ее место занимала новая, запряженная парой сивых меринов.
— Поеду посмотрю поближе!
И конь понес его полем по дороге. В канавах благоухали ромашки. Куропатки разлетелись из-под копыт.
— Э-ге-гей! — громко закричал Иржик.
Жницы в длинных синих юбках выпрямились и замахали руками:
— Иди помогать!
Он подъехал к жнивью и остановился у телеги. Похлопал меринов по бокам и заявил, что желает грузить снопы.
— Коли справишься, так мадемуазель, наверное, позволит.
Кто из них мадемуазель, можно было угадать по двум надетым одна поверх другой красным юбкам и золотому крестику на загорелой шее.
Иржик соскочил с коня, поклонился и спросил мадемуазель, позволено ли будет рыцарю д’Оржу приложить свои руки к делу. Та кивнула, сверкнув в улыбке белыми зубами. Но тут же отвернулась и, размахивая белокурыми косами, убежала к жницам на нескошенное поле.
Иржик сбросил камзол и отстегнул шпагу. Взял вилы. И, как умел еще с детских времен, стал широким взмахом подавать сноп за снопом на телегу. Руки стоящих на возу девушек не поспевали укладывать снопы. То была сноровистая, настоящая мужская работа.
— Ну как, получается? — удовлетворенно спросил он.
— Хорошая работа, — похвалил наблюдавший за ним управляющий.
— Ничего парень! — захихикали жницы.
Он даже не заметил, как снова подошла мадемуазель.
Дело быстро шло к концу, и вскоре был загружен последний воз. Иржик воткнул вилы в сноп, огляделся, вытер со лба пот и улыбнулся мадемуазель.
Та подошла ближе:
— Смею ли я, месье, пригласить вас к нам в дом? Виконт д’Арки, мой отец, будет рад вашему визиту.
Она была так мила, что отказаться было невозможно. Мадемуазель засмеялась и радостно захлопала в ладоши:
— Мы тут месяцами не видим новых людей, а я так люблю гостей!
Она залезла на воз и по-крестьянски уселась на уложенные снопы, расправив сборчатую красную юбку и став похожей на маков цвет.
Иржик надел камзол, прицепил к поясу шпагу и расположился возле кучера. Жнецы и жницы забрались на воз, облепив его, словно осы спелую грушу. Кони тронулись, воз заскрипел, работник повел коня Иржика на поводу. Запели песню. Иржик и мадемуазель пели со всеми. Как похоже это было на песню жнецов на Гане!
Они въехали в березовую рощу, показавшуюся им зеленой триумфальной аркой на стройных белых колоннах. Дорога была сухой и неровной в негустой тени берез. Воз раскачивался, и ветви выхватывали из снопов пучки колосьев.
А за рощей взору Иржика предстала хропыньская усадьба с прудом под липами, низкой башенкой и косым фронтоном, с ригами, конюшнями и хлевом. Кукарекали петухи. Но это была не Хропынь, а имение виконта д’Арки, и сам виконт, краснолицый и пузатый, со шпагой на перевязи и в шляпе, стоял, расставив ноги, и, размахивая руками, кричал, будто командовал целым полком мушкетеров.
Когда воз остановился перед ригой, виконт уже был тут как тут. Грозя кулаком, он завопил:
— Ленивое отродье, я из вас кишки выпущу! А ну, живо разгружайте!
Иржик спрыгнул на землю.
— А это что еще за непонятная фигура? — спросил виконт, указывая на Иржика пальцем.
— К нам гость, — отозвалась с воза барышня в красном. Она привстала, развела руки и, крикнув Иржику «ловите!», прыгнула вниз.
Тот легко, словно перышко, поймал ее за талию, засмеялся, снова подбросил ее вверх, — есть на Гане такой танец, и поймал опять. Опустив мадемуазель на землю, он подошел поклониться сердитому господину. Но виконт отступил назад и обнажил шпагу.
— Вон с моего двора! — рявкнул он. — Кто позволил тебе касаться моей дочери?
Все прыснули врассыпную. Осталась только причитавшая мадемуазель:
— Не сердись, отец! Это я виновата, папочка!
Но пузатый виконт подпрыгнул как мяч и заревел:
Читать дальше