Франтишек Кубка - Избранное

Граф Турн был щедрым хозяином, и вино лилось рекой. Сидящие за столом дворяне беседовали не о красотах и достопримечательностях Венеции, Падуи, Вероны, Брешии и Кремоны, не о римских башнях и театрах, не о фресках на алтарях и сводах соборов, которые казались им всего лишь папистским идолопоклонничеством. Зато в итальянских винах они разбирались прекрасно и со знанием дела обсуждали их цвет, игру и вкус. Об итальянках они тоже были хорошего мнения, и Турн не ставил им в вину то, что они держат их в своих палатках, уподобляясь тем самым ландскнехтам Мансфельда. Во всех венецианских военных лагерях было полно женщин легкого поведения, которые варили и стирали белье, спали с наемниками и рожали им детей.

Турна серьезно беспокоило, как бы Иржик не попался врагам. В Миланском герцогстве любая неосторожность может привести его в лапы императорских ищеек. Пан Каплирж и пан из Бубна попали в Венецию через Женеву и неприступные горы. Но Иржику канцелярия синьории определила другой путь, доверив ему кроме письма Генеральным Штатам в Нидерландах еще и послание савойскому герцогу в Турин. Без соответствующего случаю маскарада в дороге не обойтись! Роскошный экипаж, пара быстроногих коней, два кучера и камердинер Беппо — этого явно недостаточно, чтобы усыпить подозрительность испанцев. И тут Турна осенило! Нужно отправить с Иржиком женщину! Та поедет с ним до Турина как его супруга, и Иржик будет рассказывать всем интересующимся, будто он француз, который сопровождает свою супругу к савойским родственникам на воды в Экс за Альпами.

Все одобрили эту идею, а пан Каплирж тут же решил, что такой супругой для месье д’Оржа может быть только прекрасная Олимпия, комедиантка из Брешии, недавно приехавшая к молодому капитану Карлу Паволини. Сам Паволини как раз отлучился в Венецию за жалованьем для своих кавалеристов, и Олимпия скучает. Турн поблагодарил Каплиржа за хорошую мысль, потребовал разбудить Олимпию и привести в шатер. Здесь Турн приказал перепуганной Олимпии облачиться утром в самое лучшее платье и со всем своим скарбом явиться к нему. Ей придется сыграть роль супруги полковника д’Оржа и прокатиться с ним до Турина. Оттуда она может вернуться обратно или остаться. В Турине тоже есть комедианты.

Олимпия прикрыла свои прекрасные очи, и губы ее дрогнули.

— А что скажет мой Карло, когда вернется? — покорно спросила она, и из глаз ее покатились крупные слезы, точно она была на сцене.

— Успокойся, — сказал генерал Турн. — Твоим Паволини на время станет месье Жорж д’Орж, которого ты видишь за столом. Для тех, кто будет интересоваться, ты — его законная супруга, которая занедужила и посему нуждается в лечении на водах в Эксе.

Олимпия взглянула на Иржика, и слезы ее мгновенно высохли.

Но тем не менее она продолжала упрямиться:

— Я ведь здорова!

— Тем лучше, дочь моя, — засмеялся Турн и голосом, привыкшим командовать, приказал:

— Завтра в шесть утра. А теперь можешь удалиться.

Она поклонилась и вышла.

Вот так получилось, что в шесть часов утра месье Жорж д’Орж отправился в просторном экипаже графа Турна в свое новое путешествие. За шелковыми занавесками никого не было видно. Стража у ворот лагеря даже не заметила его спутницу, так тщательно она была упрятана. На правой пристяжной ехал вооруженный кучер, второй сидел на козлах, а возле него с торжественным видом восседал камердинер Беппо. И ему Турн приказал поверить в то, что прекрасная Олимпия — супруга француза месье д’Оржа.

Прежде чем лошади тронули, Турн и Иржик, прослезившись, крепко обнялись и долго стояли так, не в силах расстаться.

— Да поможет тебе бог, Ячменек! — сказал Турн, глядя вслед удалявшемуся экипажу, покуда его не скрыло от глаз облако красноватой дорожной пыли. Стрижи мелькали над лугами и виноградниками, как черные молнии. А в карете щебетала прелестная Олимпия. Она была блестящей и стройной в своем черном шелковом платье, а грудки ее светились снежной белизной. На подушках роскошного экипажа хватало места и для нее, да и для месье тоже, но почему-то при каждом толчке Олимпия клонилась набок, припадая плечом и прелестной головкой к своему мнимому супругу, как к настоящему, и нисколько его не стесняясь. Но Иржик был уже не тот, что в Стамбуле, когда он мстил всем женщинам за то, что обманулся в единственной. Олимпию он не замечал.

Более трудное испытание ждало ее вечером, когда они подъехали к постоялому двору еще на венецианской территории и трактирщик выделил комнату с двуспальным ложем для месье и мадам д’Орж, каморку под крышей для его слуги и полати в конюшне для обоих кучеров. Правда, месье д’Орж и синьорина Олимпия, ставшая с того часа «эччеленцей», поужинали в полном согласии, при этом «эччеленца» так сыграла новую для нее роль, будто в жизни не играла других. Но на лестнице Иржик с ней расстался и ушел спать в каморку под крышей, поручив Беппо дальнейшие заботы о синьорине.