Франтишек Кубка - Избранное

— Еще не все потеряно, — изрек адмирал. — Парламент будет решать вопросы войны и мира, налогов и торговли. За ошибки короля будут наказывать министров… А потому министры побоятся давать королю плохие советы. У вас похожие порядки?

Турн опустил голову.

— Ах, простите, я забыл, что вы потеряли родину. Вы ее обретете, это так же верно, как то, что мы сидим на адмиральском корабле.

— Я пришел к вам с просьбой, адмирал.

— Она уже выполнена, — сказал сэр Браун. — Я к вашим услугам.

— Доставьте по назначению господина Иржика.

— В Англию? С удовольствием.

— Нет. Всего лишь в Нидерланды.

— А почему не в Англию? Мы сделаем из него моряка.

— Ему нужно к своей королеве в Гаагу! Я оплачу путь.

— Паж английской принцессы мог бы рассчитывать на мое гостеприимство, но я не могу взять его на борт своего корабля.

— Но ведь в Венецию он прибыл с вами?

— Я обещал нашему послу в Стамбуле сэру Томасу, что доставлю рыцаря Ячменька в Венецию или же в Англию, если он того пожелает. Но никуда больше. И ни в коем случае — не в Голландию! Мне искренне жаль!

Они поблагодарили адмирала хотя бы за участие.

— Значит, придется идти пешком, — весело сказал Иржик.

И адмирал перевел разговор на предстоящее ему утром посещение церкви святого Эустакио у моста Джиованелли. Там он возложит венок на могилу сенатора Фоскарини, которого обезглавили три года назад по обвинению в разглашении тайны Республики Анне, супруге английского маршала графа Эрандела. Фоскарини принимал английскую чету в своем доме в городке Местре. Только год спустя выяснилось, что обвинение было ложным.

— Я хочу почтить память синьора Фоскарини в знак того, что мы забыли о нанесенном нам оскорблении. Между Англией и Венецией не должно быть тайн, разглашение которых карается смертью, — говорил сэр Браун.

— Вы убеждены в этом? — спросил Турн.

— Честно говоря, не очень! — ухмыльнулся адмирал. — Мой визит к могиле Фоскарини задумал сэр Кларендон, а конечный пункт путешествия рыцаря Джорджа придумал сэр Томас. Лично я не разбираюсь в политике.

Когда они уходили, Турн спросил у Иржика:

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Нет… Но зато я убил на поединке господина Перри, который скупал для лорда Эрандела в Турции старинные скульптуры. Господин Перри хотел проучить меня за то, что я увлекся его супругой.

— Ну, Ячменек! Об этом я не знал! Сэр Томас ничего не сообщил королеве.

Они возвратились на пристань. День был хмурый, и по небу ползли рваные тучи. Белые громады дворцов походили на призраки. Ветер трепал паруса судов. Гондольер торопливо греб к берегу. Над площадью потерянно кружили голуби, переворачиваясь в порывах ветра.

Вдруг Турн и Иржик услышали из-под арки чей-то голос:

— Муранское стекло, Eccellenza [50] ваше превосходительство (ит.) . .

Они решили взглянуть. Зазывала отворил двери в освещенную лавку. На длинных столах они увидели сверкающие ряды бокалов, рюмок и блюд, прозрачных словно вода, зеленых как трава, золотых и красных, радужных и черных. С высокого потолка свисали гроздья люстр с зажженными в них свечами. На стенах блестели зеркала, умножая блеск стеклянного королевства. Зазывала и продавец вели их из залы в залу. Называли имена муранских мастеров: Боровин, Тозо, Бриати и самого знаменитого среди них — Сегузо. Показывали лилии и розы из стекла, бабочек и птиц с разноцветными крыльями. Давали подержать в руках, чтобы рассмотреть получше, вазы из стекла позолоченного, посеребренного и расписного. Ангелочки на кубках и бокалах парили вокруг герба Венеции. Дева Мария возносилась в небеса. Обнимались влюбленные. Греческие храмы прятались в лавровых рощах. Были здесь выгравированные и выписанные виды разных городов. Замок Сан-Анжелико в Риме, Святая София в Константинополе, парижский Нотр-Дам и гейдельбергский замок.

— О, — воскликнул Турн, — а Праги у вас нет?

— Нет, — расстроенным голосом ответил продавец. — Но я принесу вам кое-что другое. Специально для тех, кто приехал в Венецию из Германии. — И, достав позолоченный бокал, он подал его Турну. На бокале был изображен чешский лев с вцепившейся в него когтями двуглавой орлицей. Лев защищается, хотя и опрокинут навзничь, а орлица выклевывает ему глаза. Под изображением надпись на немецком:

Турн побагровел. Вернув купцу бокал, он широкими шагами направился к выходу, так что задребезжало стекло на столах и дрогнули под потолком люстры.