Франтишек Кубка - Избранное

«Отчего бы мне не радоваться жизни?»

И тут явился искуситель в лице грека Басилидеса. Он пришел и позвал Иржика вкусить прелестей «Тысячи и одной ночи», ибо молод человек бывает только раз, а Стамбул — самый прекрасный город на свете.

Но сначала прекрасного было мало. Они спустились на пристань. Разглядывали галеры, баркентины, шхуны, лодки и рыбацкие сети. Сверкающую чешуей свежепойманную скумбрию. Дохлых медуз, похожих на слизь. Арабов, мавров и греков.

Черных как эбеновое дерево суданских негров. Коричневых египтян. Дубровницкие и венецианские корабли. Шхуны из Корфа и Кандии. Турецких стражников и таможенников. Белые парусники греческих купцов из Галаты. Лодки с грузом изюма, баркентины с арабскими финиками, военные галеоны, похожие на брюхатых птиц! С баркентины, пришедшей из Смирны, босоногие рабы родом с Кавказа и из Крыма с заунывным пением таскали по узким сходням на склад мешки с мукой.

Да, красивого было мало. А в мейхане так и вовсе ничего. Там громко спорили и пели на разных языках. Тускло мигали свечи. Пахло чесноком, жареной бараниной, пряностями и кислым духом пролитого вина.

— Чего мы здесь ищем? — спросил Иржик у Басилидеса.

— Забвения! Пей! Ешь! Пой!

И они стали есть, пить и петь. Загрохотал барабан, заныла зурна, пронзительно запели дудки. Мужчины поднялись из-за столов и принялись скакать, вопя, словно дервиши. Женщин тут не было. Матросы обнимали в танце накрашенных юношей, которые надрывно выкрикивали слова песни. Потом вспыхнули красные лампионы и фонари. Засияли бенгальские огни и зазвенела лютня. Все притихли. Женский голос запел старинную греческую песню о любви. Но она продолжалась недолго. Мейхане снова наполнилась шумом. Опять послышалась многоязычная перебранка. Сверкнул нож, раненого вынесли на двор.

И вдруг Иржик заметил белую ладонь — на ней лежали несколько миндалин.

— Хочешь горького миндаля? — спросил по-гречески глуховатый и грустный женский голос. Ладонь приблизилась к губам Иржика.

— Ешь с руки, ягненок! — снова услышал он глухой и грустный голос.

Иржик взял с белой ладони миндаль. Кончики пальцев были подкрашены хной. Голая женская рука обвилась вокруг шеи Иржика. Он почувствовал твердые яблоки грудей. К нему склонилось лицо чужестранки. Полные губы грустно улыбнулись, сверкнули белые, влажные зубы:

— О чем задумался, ягненок?

Грек Басилидес лукаво улыбался, переводя слова женщины.

— Откуда ты забрел сюда, ягненок?

— Издалека. Из Чехии.

— Где это?

— Посреди света…

— А я родом с гор.

— Ну, а я с равнины…

— Не будь ты такой грустный, я бы тебя поцеловала.

— Ты и поцелуй меня за то, что мне невесело.

— Ты потерял свою любимую?

— Уже давно. А у тебя есть возлюбленный?

— Много, ох, много было их у меня. А теперь у меня ты.

И поцеловала его в губы. Засмеялась и встала. Он продолжал смотреть на нее. Но женщина отошла и затерялась между мужчинами, как ручеек средь камней.

— Зачем ты привел меня сюда? — спросил Иржик у Басилидеса.

— Ты жаждешь… А я искушаю тебя.

— Уйдем отсюда.

— Как хочешь…

И он повел его на один из самых высоких холмов и оттуда показал Иржику город, над которым простиралось звездное небо. Но Иржик смотрел и не видел ни города с его серебристыми крышами и башнями, ни сверкающую чашу моря, ни огня маяка, а видел только белую ладонь с горьким миндалем и ощущал горький вкус поцелуя.

— Приведи ко мне ту женщину, — попросил он.

— «И женщина вышла навстречу ему в облаченье свадебном»… Ты уже не грустишь?

— Приведи ее!

Басилидес пообещал. Прошла ночь, день и еще ночь.

— Почему ты не приводишь ее, ведь ты обещал?

— Нельзя. Она жалеет тебя. Говорит, что ты ягненок.

— Приведи ее!

— Это падшая женщина. Берегись ее.

— Она не более грешна, чем та, которую я утратил и о которой скорблю.

— Ты жаждешь еще при жизни испить воды из Леты?

— Приведи ее.

На четвертую ночь она пришла, закутанная в чадру. Потом она сияла покрывало, и он лежал рядом с ней и пил воду из Леты. Она не знала, где течет Лета. Но хорошо знала, что такое любовь. И лоно ее не было холодным.

Далеко за полночь в ворота вдруг забарабанили.

Он вздрогнул.

— Это пришли за мной. Они ищут меня! — Ее шепот прерывался от страха.

— Отдай женщину, гяур! — взывали голоса. Кулаки грохотали по воротам.

— Она наша! Мы выломаем ворота! Отдай нам женщину, которую ты украл.

Она дрожала, сжавшись в комок на ложе: