Вера Мосова: Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

– Не знаю, дедушка, – всхлипывала Нюра.

– Жених-то твой совсем тебе противен али как? – обеспокоенно спрашивал дед.

Нюра задумалась. Ничего плохого не могла она сказать про Павла Ивановича, кроме того, что она просто не любит его.

– Настолько он тебе не люб, что и жить с ним невмоготу будет? – продолжал выспрашивать дедушка. – Чем же он плох-то так?

– Да нет, дедушка, он хороший, добрый. Кабы я допрежь Алёшу не встретила, может и с Павлом Ивановичем была бы счастлива.

– А, может, еще и будешь счастлива? Это кровь в тебе сейчас играет молодая, а повзрослеешь и поймёшь, что отец с матерью только добра тебе желают. Ты, девонька, главное – глупостев не наделай, а жизнь, она разберётся, что к чему, она всё расставит по своим местам.

Вдруг в воротах неслышно появилась Анфиса:

– И чего вы тут бу-бу-бу устроили, спать людям не даёте?

– Да вот, я, как всегда, бессонницей маюсь, а тут внучка вышла по нужде, мы и заболтались, зарю дожидаемся, – ответил дед.

– Тебя, Нюрка, то не добудишься, то ты сама другим спать не даёшь! – заворчала матушка. – А ну-ка, марш домой! А вы, тятенька, тоже хороши, затеяли тут посиделки!

Дед Степан поднялся со словами:

– Пойдём внучка, попробуем заснуть, пока совсем не рассвело. А то мы с тобой и впрямь неправильно ведём себя, людям спать не даём.

Нюра послушно отправилась за дедом. Только разве ж заснёшь после такого? Она лежала и вспоминала своё ночное свидание в мельчайших подробностях. И чего это она на Алёшеньку обижаться вздумала? Ясно же, как божий день, что он истосковался по ней. Он сомневается в её верности. А как же иначе? Ведь она же ездила не к тётке в гости, а к жениху! Он, бедный, может, извёлся весь от ревности, а она убежала, да ещё обиделась. Теперь опять тосковать будут оба. А может, не стоило его отталкивать? Отдалась бы своему чувству, уступила. Может, и лучше бы всё разрешилось. Разве Алёшенька бросил бы её, как Эраст бедную Лизу? Пали бы тятеньке в ноги, повинились да и попросили родительского благословения. Ну, поругался бы он, пусть даже выпорол её, а потом и благословил. Куда б ему было деваться-то? Ради счастья можно и через срам пройти. Но что-то всё-таки подсказывало ей, что поступила она правильно.

Глазом моргнуть не успели, как промчался июнь. Июль принёс дожди и грозы, боялись, как бы совсем не залило покосы. Но вскоре погода установилась. Сенокос начали, как и полагается, сразу после Петрова дня. Травы к той поре уже успели осемениться. И зазвучал по вечерам над дворами перезвон усердно отбиваемых кос.

– Сначала выкосим дальний покос, на Актае, а потом уже этот, на низах, – объявил Прохор семье своё решение.– Если вёдро 13 13 Вёдро – сухая солнечная погода, без дождей постоит, с первым управимся быстро, а там, Бог даст, и второй начнём.

И Бог дал, погода не подвела. За четыре дня Прохор с Иваном и двумя нанятыми работниками управились с косьбой на первом покосе. Выходили они до рассвета, по росе, и возвращались по первому зною. Женщины тоже без дела не сидели, разбивали кошенину – ворошили скошенную траву, чтоб она лучше просыхала. Пришло время, и стали собираться на гребь.

С утра погрузили на телегу грабли, вилы, верёвки. Собрали в туес нехитрую еду. Анфиса вынесла большой бидон кваса, котелок для каши и второй – для чая. Лукерью оставили домовничать. Она была уже на третьем месяце, и тяжело переносила жару. Иван всячески старался оберегать жену, чем вызывал добрые улыбки своих родственников. Лошадей запрягли в две телеги. Вот уже все расселись. На одной из подвод за возницу был Иван, а на другой вызвался править Василко. Он взялся за вожжи, натянул их и громко, подражая отцу, крикнул Ласточке:

– Нно! Пошла, сонная тетеря!

Но лошадь не спешила двигаться с места, стояла и размахивала хвостом. Прохор слегка хлестнул её и прикрикнул своим зычным голосом. Тогда Ласточка потихоньку двинулась, а Василко обиженно засопел.

– Не горюй, сынок! Она к тебе попривыкнет немного и будет слушаться! – утешил сына Прохор. – Ты только не трусь, надо, чтоб она силу твою почуяла, твоё главенство.

Июльское послеполуденное солнце нещадно палит. Мокрая рубаха прилипла к спине, сарафан, надетый поверх неё, совсем не даёт дышать телу, да еще и назойливые пауты 14 14 Пау́т – овод то и дело садятся на спину. Нюра уже устала отмахиваться от них. Лёгкие деревянные грабли ловко двигаются в её руках. Дурманящий запах скошенных трав, как всегда, навевает сладкие грёзы. Мысли уносятся далеко, к последней встрече с Алёшенькой, а руки продолжают размеренно работать. Они встретились случайно возле продуктовой лавки неделю назад. Мать послала Нюру купить маслица да сахарку, и она шла в задумчивости, не подымая глаз. А когда уже приблизилась к лавке, увидела Алексея. Он только что вышел с покупками, стоял и улыбался ей своей доброй улыбкой. И так стало хорошо на душе, так тепло, словно и не было никаких обид. Они по-доброму поговорили, Алёша угостил Нюру пряничком. Сказал, что ездил в кушвинскую контору золото сдавать, да вот за продуктами зашёл. Тётка ему баню топит, а назавтра, с утра пораньше, он опять на прииск отправится. Странно, но он больше не просил её о встрече, не говорил о своей любви, сказал только, что скоро у него будет достаточно денег, чтобы сбежать с нею и жить безбедно.