Луи Нуар - Золотой корсар

Он-то полагал, что дело ограничится внушением, и даже думать не мог, что Паоло посмеет пустить в расход его родственника; то был неслыханный проступок.

Рука дея потянулась к поясу.

Ничуть не смутившись, юноша взвел второй курок пистолета.

Он не опустил глаз под разъяренным взглядом Хуссейна, некогда такого же отважного солдата, как и он, а сейчас абсолютного правителя Регентства, Хуссейна, по одному лишь слову которого он мог лишиться головы…

Все вздрогнули, увидев, что юный герой вызвал гнев жестокого монарха, срубившего столько голов ятаганами своих шаушей.

Но Корсар с золотыми волосами голосом твердым и решительным, сказал Хуссейну:

– Вздумаешь шевельнуться – и ты труп!..

Дуло пистолета смотрело дею в лицо.

– Взять эскорт на мушку, живо! – приказал юноша матросам.

Распоряжение его было выполнено…

Старик, скрытый капюшоном бурнуса, наблюдал за этой сценой из своей лодки.

Он прошептал:

– Да он храбр как лев! Но вот достанет ли ему хитрости лиса?

И он продолжил с любопытством следить за всеми перипетиями происходящего.

Палуба корабля в этот момент стала сценой для драматического действа.

Турки и арабы из свиты Хуссейна не сводили глаз с Корсара; матросы держали их на прицеле своих ружей.

Хуссейн теребил эфес своего ятагана, ощущая холодное прикосновение пистолета, приставленного к его лбу.

Уступить?!

Этого ему безумно не хотелось, но по глазам Паоло он понял, что тот в случае необходимости спустит курок без колебаний.

Между ними лежал труп наказанного Корсаром офицера.

Стояла гробовая тишина.

То, безусловно, было странное зрелище – юнец держит на мушке самого дея.

Но у тех, кто стали свидетелями этого поединка Давида с Голиафом, не было ни малейших сомнений в исходе: Корсар неминуемо поплатится за свою дерзость головой.

Паоло, как всегда, спокойный, не сводя глаз с дея, скомандовал:

– Поднять якорь!

Вахтенный тотчас же передал его приказ матросам, и якорная цепь начала наматываться на кабестан, который приводился в движение паровым двигателем.

Создатели этого корабля опередили прогресс лет на двадцать!

Мгновением позже, когда якорь поднялся из воды и встал на место, Корсар прокричал:

– Полный вперед!

– Полный вперед! – повторил офицер с высоты банки.

Кочегары подбросили угля в топку, густой клуб дыма вырвался из трубы, и колеса ударили по воде.

Пароход вышел из порта…

Хуссейн побледнел: Корсар мог выдать его французам.

Изумленный дерзкой выходкой, дей не нашел ни слова протеста.

Его рука, лежавшая на эфесе кривой турецкой сабли, дрожала, взгляд пылал огнем, но уста хранили молчание.

Едва корабль вышел на рейд, Корсар с улыбкой промолвил:

– Ты в моей полной власти, господин, ты и твои люди. На судне королем является капитан. Так что ружья – на палубу! – приказал юноша свите дея.

Ответом был недовольный ропот.

– Я сказал: ружья – на палубу! – повторил юноша.

Офицеры Хуссейна не повиновались.

– Внимание! – крикнул Корсар двум десяткам матросов, которые охраняли пленников. – Целься!.. А теперь: ружья – на палубу! – повторил отважный юноша. – Или я командую огонь!

Эскорт нехотя подчинился; один лишь дей остался вооруженным.

Подойдя к дею, Паоло учтиво предложил ему руку:

– Изволь проследовать за мной, господин.

Было во всем происходящем нечто столь неожиданное, звонкий голос Корсара вдруг стал столь вкрадчивым, что дей машинально, не видя никакого выхода из тупикового положения, в котором оказался, последовал за юношей.

Тот провел его в свою каюту. Дей вошел в нее уже в том состоянии, когда бессильная, усмиренная ярость сменяется подавленностью.

Он уже представлял себя плененным и преданным.

Когда они остались с деем наедине, Паоло отбросил все свое оружие в сторону и скрестил руки на груди.

Он посмотрел на Хуссейна.

– Я жду! – промолвил он.

– Ждешь чего? – спросил изумленный дей.

– Своего наказания. Ты вооружен – убей меня; как видишь, я беззащитен.

К столь резкому повороту Хуссейн оказался не готов; на лице его отразилось недоумение.

– Неужели ты думал, – спросил Паоло, – что я собираюсь выдать тебя французам? Тебя, который был мне другом! Тебя, который назвал меня сыном! Тебя, которого я так люблю! Тебя, которого я так уважаю! Да ни за что на свете!.. Думаю, я поступил правильно, наказав труса; на моем месте ты бы сделал то же самое. Но я увидел, как воспылал яростью твой взгляд, и понял, что меня ждет. И тогда я пожелал умереть достойно, захотел принять смерть из твоих собственных рук. Я подумал, что было бы здорово, если бы люди говорили про Корсара с золотыми волосами: «Оскорбив Хуссейна, он сам попросил Хуссейна его покарать».