Элена Томсетт - Анжуйский принц. Серия «Закованные в броню»

Чуть поодаль, на почтовом дворе стояла другая карета, большая и вместительная, с закрепленными на крыше ремнями сундуками. Она въехала во двор на четверть часа раньше, и теперь ее счастливые обладатели уже ждали, пока им запрягали свежих лошадей.

Молодая женщина в темном плаще, наброшенном поверх платья и почти полностью скрывавшем его цвет и фасон, в темной шляпе с вуалью, торопливо сошла по ступенькам гостиницы, расположенной на территории постоялого двора и направилась к карете. Рядом с ней, зацепившись за ее руку, бежал, подпрыгивая от возбуждения, белокурый мальчик лет пяти-шести, подвижный, как ртуть. Через минуту, он вырвал у матери свою руку и, весело смеясь, побежал к карете, стремясь опередить мать.

В то же время в растворенной двери конюшни появился грум, ведущий под уздцы вторую пару лошадей для кареты. Резкое движение мальчика, нечаянно оказавшегося почти перед самым носом у лошадей, испугало их. Лошади всхрапнули, встали на дыбы, поводья выскользнули из ослабших пальцев не ожидавшего этого грума, от неожиданности упавшего вниз лицом на землю. Мальчик остановился и вскрикнул от страха, увидев занесенные над его головой огромные тяжелые копыта лошадей, неотвратимо опускавшиеся ему на голову.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, герцог бросился вперед, к лошадям, изловчившись, дотянулся до болтавшихся поводьев и в последнюю минуту успел ухватить лошадей под уздцы и сдержать их. На какую-то долю секунды он увидел и успел оценить находчивость мальчика, без звука упавшего на землю, свернувшись в комок и закрыв руками голову, а затем молниеносно откатившегося в сторону. В следующую минуту на удилах лошадей повисло уже, по меньшей мере, дюжина людей, как опомнившихся от неожиданности слуг герцога, так и поляков, служивших, по всей видимости, молодой женщине. Герцог бросил поводья и подбежал к неподвижно лежавшему на дороге мальчику. Он подхватил на руки легкое маленькое тельце и чуть не закричал от радостного облегчения. Ребенок открыл глаза и испуганно уставился ему в лицо.

– Мне очень жаль, – виновато пробормотал он.

– Да ты просто в рубашке родился! – прошептал герцог, порывисто прижимая к себе мальчугана.

От волнения он не заметил, что заговорил по-итальянски.

– О! Я даже не знаю, как благодарить вас, сеньор! – раздался за его спиной взволнованный женский голос, прерывистый и такой невыразимо ему знакомый. В довершение ко всему, изумленный герцог вдруг осознал, что женщина говорила с ним по-итальянски.

– Не стоит благодарностей, сеньора, – сказал он, оборачиваясь к молодой женщине в темном плаще, матери малыша. – Но, бога ради, скажите мне, как вы определили, что я итальянец?

Взглянув на нее, герцог почувствовал, что его сердце сейчас выскочит из груди. От поспешного бега плащ молодой женщины распахнулся, и под ним оказалось сшитое по последней европейской моде платье насыщенного вишневого цвета, отделанное золотистой тесьмой и такого же цвета вышивкой на юбке и на груди. В низком вырезе лифа герцог мог видеть, как часто и порывисто вздымались, в такт ее дыханию, совершенные по форме высокие груди. Свою шляпу с вуалью молодая женщина, видимо, сбросила сразу же перед тем, как ринуться спасать своего сына. Светло-золотистые локоны из ее распавшейся прически разметались по ее плечам и спине, густыми волнами обрамляя прекрасное, бледное лицо с блестящими в синих глазах слезами – лицо девушки с портрета Контарини.

– Вы говорили с моим сыном по-итальянски, – машинально ответила Эвелина Острожская, в свою очередь, поднимая глаза на спасителя.

В тот же миг Эвелине показалось, что она лишилась рассудка. На захудалом почтовом дворе, держа на руках пятилетнего Андрея, стоял и в безмолвном удивлении смотрел на нее погибший почти шесть лет тому назад под Грюнвальдом ее покойный муж, князь Острожский. Андрей крепко сжимал своими ручонками его шею, прильнув к его груди всем своим маленьким дрожащим тельцем.

– Бог ты мой! – потрясенно вырвалось у нее. – Князь Острожский!

– Эвелина! – в свою очередь произнес одно единственное слово он.

Мальчик на руках герцога пошевелился и, упершись ладошками в его плечи, взглянул, сверху вниз, в его лицо.

– Вы держите меня слишком крепко, – серьезно сказал он. – Я хочу к маме.

Эвелина подхватила скользнувшего к ней в объятья Андрея, который тут же положил ей голову на плечо и уставился на герцога темными искристыми глазами, полными сдержанного любопытства.