Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

— Чета Синёвых по моему убеждению — глубоко дефектная пара. Она — истеричка, законченная, вряд ли исправимая. Он, мне кажется, тоже с какими-то невротическими проявлениями, человек всегда и во всём непоколебимо правый. Это ведь тоже своего рода ненормальность — вам любой психиатр на это укажет. И вот два душевнобольных человека встретились, нашли, так сказать, друг друга. Один явно доминирует, другой с удовольствием это доминирование принимает. Оба страдают… потому, что им нравится страдать; мучают друг друга, ибо им нравится мучиться. В некотором смысле эта пара была гармоничной, поскольку во многом Синёвы были схожи и при этом дополняли друг друга. Вот вы, Агафон, Марии Ивановне были бы совсем неинтересны, поскольку в её понимании вы человек серый и скучный: не кричите, не беситесь, посуду не бьёте, не рыдаете в минуты досуга, — Шумилов улыбнулся. — Впрочем, то же можно сказать про всех нормальных людей. А Яков Синёв предложил жене насыщенную духовную жизнь: с истериками, душевными угрызениями, разного рода подозрениями, обвинениями и терзаниями. Правильно горничная Степанида их назвала: дуроплясы!

— В этой связи я вспоминаю Катерину Семёнову, убившую Сару Беккер, — задумчиво проговорил Иванов, — Эта Семёнова тоже со своей «репой» не могла сладить. Помните, наверное, дело Ивана Мироновича? Семёнова то давала признательные показания, то отказывалась от них, потом опять признавалась, потом опять отказывалась.

— Помню, конечно, я же сам тогда Семёнову и выловил, — Шумилов вздохнул. — Каждый из супругов Синёвых сам по себе не стал бы преступником. Тут, я думаю, имело место обоюдное усиление эмоциональных переживаний. Дабы придумать такое сложное преступление, внутренне решиться на него и исполнить, не отступив от плана, они должны были действовать вместе. Я даже не знаю, чья вина тут больше — мужа или жены. Оба хороши!

— Ну, за ответами на такие вопросы следует в жёлтый дом подаваться, это уже по части психиатров… Что ж, господин Шумилов, может, прогуляемся до части, — предложил Иванов, внимательно выслушавший собеседника. — Я позвоню Путилину, и мы закончим, наконец, это дело.

Не прошло и часа, как супруги Синёвы были арестованы. Яков Степанович отказывался поверить в реальность происходящего и попытался не подчиниться полицейским. На него тут же надели наручники, и у злокозненного убийцы от волнения опять пошла носом кровь. Уже вечером каждый из супругов дал официальные признательные показания, так что эту ночь инженер Чижевский, немедленно выпущенный из тюрьмы на Шпалерной, встречал дома.

Между прочим, супруги показали, что по странному стечению обстоятельств шестое августа — последний день жизни Кузьмы Кузнецова — оказалось как раз второй годовщиной того самого дня, когда этот человек совратил Марию Ивановну.

Синёвых судил суд с участием присяжных заседателей. Событийная сторона дела, после того, как её дотошно реконструировало обвинение, стала казаться весьма простой: преданные суду супруги не могли выстроить сколь-нибудь сложную защиту ввиду полного сознания коридорного Хлопова и проститутки Карьяновой, непосредственно участвовавших в организации ловушки для Кузнецова. Поэтому адвокаты Синёвых были вынуждены разделить защиты каждого из обвиняемых и, выгораживая одного из супругов, обвинять во всех прегрешениях другого.

Весь Петербург обсуждал эту казавшуюся невероятной историю страсти и безрассудной мстительной ревности. Яков Степанович Синёв был приговорён к лишению всех прав состояния и восемнадцати годам каторжных работ, из которых не менее пяти лет ему предстояло отбыть закованным в кандалах в особой, так называемой «кандальной», тюрьме. Мария Ивановна была осуждена к лишению всех прав состояния и двенадцати годам каторжных работ. Для неё такой приговор фактически означал выбор между скорой смертью от невыносимых для неё условий содержания в каторге и бракосочетанием с каким-либо преступником, выпущенным на поселение после отбытия двух третей срока заключения.

Сонька-Гусар была по суду оправдана. В этом ей помогло деятельное участие в изобличении истинных убийц. Оправдан был и Хлопов, правда, он лишился доходной работы в гостинице «Знаменская», но сам коридорный считал подобный исход дела «удачнейшим».

Анна Григорьевна оставила мужа и уехал с инженером Чижевским в Москву, где тот впоследствии занял большой пост на крупном и известном заводе Михельсона. Их семейная жизнь складывалась вполне благополучно.