Юрий Тубольцев - Катон

Но "Единственный император римлян" высмеял Катона и даже не удостоил его ответа. Прочитав письмо, он лишь воскликнул: "Этот лицемер хочет получить от меня десять тысяч легионеров, чтобы обратить их против меня же, когда я разгромлю Цезаря!" Так он продемонстрировал своему окружению превосходство над незадачливым комендантом Утики.

Катон настолько проникся идеей оказать помощь Италии, которую он уже не чаял увидеть, что, с тоскою и надеждой вглядываясь в морскую дымку, скрывавшую вдали родную землю, казалось, слышал стон угнетенных соотечественников, взывающих к нему с мольбою о спасении. Однако стон раздался с противоположной стороны, он донесся не из Италии, а из Африки, из-под города Тапса, где Цезарь растерзал многочисленное воинство бестолкового полководца. Судьба словно для того вознесла Марка в облака надежд, чтобы больней обрушить его в смрадный провал реальности. "Хватит мечтать о подвигах Сципиона, сейчас другие Сципионы!" - злорадно заявила она ему.

Несколько последних дней перед катастрофой Катон был сам не свой, будто в него влили яд, растворивший кристаллическую решетку души, разрушивший ее философскую структуру. Он испытывал неприязнь к окружающим, его раздражало все, что шевелилось, жило, издавало звуки, он брезговал воздухом, солнцем и самим собою. Всякая попытка заняться делом приводила лишь к тому, что он начинал ненавидеть и презирать себя, любое лицо казалось ему портретом Медузы Горгоны, а речь - зловонным извержением вулкана. Он уходил к морю и в уединении подолгу смотрел на однообразные все еще по-зимнему серые волны, которые тоже вызывали в нем отвращение. Его угнетало чувство, что происходит нечто непоправимо-кошмарное. Однако он совсем не думал о возможности скорого поражения своих войск. По последним сведениям из-под Тапса, республиканцы владели инициативой, особенно успешно терзал Цезаревых фуражиров Тит Лабиен с конницей, и думалось, что война будет долгой. Ощущение беды казалось оторванным от людской повседневности, но оттого было еще страшнее. Одно не подлежало сомнению: свершается нечто невозможно-ужасное, из мира уходит душа, вселенская жизнь братается со смертью и застывает в недвижности, останавливается круговорот планет, гаснут звезды.

В таком состоянии Катон узнал о прибытии гонца от проконсула, и ему сразу все стало ясно. "Все-таки поражение..." - устало промолвил он и даже не принял посыльного, будучи уверен в том, что правильно разгадал психологический ребус судьбы, хотя, если судить рационально, в тот момент он мог ожидать от полководца согласия на поход в Италию. Лишь после того, как улицы вечернего города наполнились возбужденным людом, истошно вопящим о беде, Катон нехотя отдал распоряжение привести гонца. Когда тот прибыл, он задал ему лишь два вопроса: "Когда?" и "Где Метелл Сципион?"

"Три дня назад, - услышал он в ответ. - Сципион бежал морем, а Юба - с сотней всадников".

"Как раз тогда это и началось", - подумал Марк.

- Все честные полегли на поле боя, - помолчав, добавил гонец, - все трусы бежали к Цезарю, чтобы дать миру потомство новых трусов... А Цезаревы головорезы в сознании безнаказанности рубили даже своих офицеров, особенно сенаторского ранга, под шумок сводя с ними счеты... Что сделают с государством эти победители?

- На том свете расскажешь, - резко оборвал его Катон и решительно встал. Он хотел тут же выйти, но у двери обернулся к гонцу и сказал: - Только нет никакого другого света, а этот - мы сами превратили во тьму.

- Порций, Цезарь уже идет к Утике, бросив все прочие дела!

- Еще бы, - уже на ходу отозвался Марк, - Цезарь не может считать себя победителем, пока на свободе Катон. А Катон будет свободным всегда!

Он взял с собою сторожевой отряд, вооружил его факелами и вышел в город, чтобы унять панику.

Люди метались по улицам, рвали на себе одежды и волосы, вбегали на стены, толкались и даже срывались вниз и при этом кричали, кричали, кричали. Мужчины уподобились женщинам, женщины в своем страхе вообще вышли за пределы терминологии, а детей и те, и другие давили не глядя, римляне сделались пунийцами, господа - рабами, рабы - бандитами и ворами, и вся эта беснующаяся биомасса обрушилась на Катона, перекрывшего городские ворота.

"Цезарь всех нас казнит! - громко страдала толпа. - Живьем бросит в костер! Лишит нас собственности! Бежим из города!"

Натолкнувшись на торс Катона, не раз ломавший кинжалы убийц на форуме, масса забурлила на месте.