Шайзада Тохтабаева - Эхо безмолвия

– У нас это длинное скопление именуют как Млечный путь. Название связано с мифом древних греков, где сказано, что эта звездная полоса образовалась из-за разлитого в небе материнского молока богини Геры, которая кормила грудью своего сына Геркулеса. И мы, и вы – азиаты – связываем эту полосу с важными понятиями.

– Боже, какой вы умный, как много знаете! – с восхищением отметила Айгуль.

Людвиг улыбнулся ее словам. Продолжая рассказывать, он вдруг непроизвольно обнял ее за плечи и был поражен, что она не отстранилась от него. Айгуль давно ждала от него решительных шагов. Общаясь с ним, она настолько сблизилась с ним духовно, а главное, смогла понять его большой и необычный мир, который ей казался сказочным. Она полюбила его, сама не ожидая этого.

Ей было все равно, что будет с ней завтра и что скажут родители, родственники, аульчане. Быть с ним и прикасаться к нему было все равно, что слиться с целым мирозданием, остальное казалось не существенным.

Разум Людвига отказывался слушать предупреждения внутреннего голоса. Это был не только могучий зов плоти, это было сверхромантическое чувство. Ее свежесть, духовная чистота, порывистость не оставили ни одного шанса сопротивляться могучему притяжению. Все смешалось и закружилось в водовороте любви: звезды, запах травы, степной воздух. Людвиг со всей нерастраченной страстью осыпал поцелуями ее губы, глаза, атласную ароматную кожу, гладил ее роскошные смоляные волосы, а затем напел проникновенную мелодию. «Сколько спокойствия и степного раздолья в этой музыке…» – прошептала, засыпая, Айгуль.

Проснулись они от утреннего солнца. «Надо быстрее идти домой», – сказала, несколько смущаясь, Айгуль. Она была та же, но в ней появилась какая-то робость. Он был ее первой любовью. «Что он обо мне думает?» – с некоторой тревогой размышляла девушка.

«Может быть, она жалеет о нашей близости?» – думал Людвиг, почувствовав мощный прилив энергии. Он своим сознанием устремился к делам, не догадываясь, что теперь он, как мужчина, должен взять на себя ответственность за нее и решить их совместную судьбу.

Прошло три дня. Осмысление времени и жизненных событий у мужчин и женщин происходит абсолютно по-разному. Айгуль не выходила из дома. Для нее эти три дня растянулись на три года. В сознании уже в тысячный раз прокручивалось все до мелочей: та ночь и та умиротворенная мелодия, напетая Людвигом. Она испытывала то полное счастье, то острое отчаяние от того, что он не ищет с ней встречи. Если раньше она могла запросто прийти к нему сама, то теперь ждала первого шага от него. «Если я ему нужна, он пришлет кого-либо из детей» – думала Айгуль. Ей даже в голову не пришло винить Людвига в чем-либо.

«Я сама, только сама виновна в том, что произошло той ночью», – размышляла Айгуль. Если раньше у нее было к нему девичье романтическое чувство, то теперь она любила его со всей земной страстью. Ей казалось, что она уже прожила свое, отпущенное судьбой на каждого человека счастье. Что же еще нужно? Она не жалела ни о чем, хотя знала, какие тяготы ожидают ее в жизни. Ощущение того, что она была близка с любимым человеком, утонченным и благородным, каким она его воспринимала, перекрывало с избытком все предстоящие ей трудности. Умом Айгуль понимала, что ей никак нельзя претендовать на роль его жены, однако чувства, целиком властвуя над ней, стремительно направляли ее сознание к нему с его необъятным миром.

Людвиг же в эти три дня был занят осмыслением новости, доставленной тем самым всадником, галопом промчавшимся мимо них там, в степи. Этот гонец сообщил, что со дня на день возвращается экспедиционный отряд за ним, Людвигом. Он стал упаковывать свои вещи, постоянно думая о том, что надо поговорить с Айгуль. Он стал взвешивать реальные шансы вероятностной будущей совместной жизни в Австрии. Он понимал, что общество, в котором он постоянно вращается, могло не принять Айгуль. Скорее посчитают ее дикаркой, не знающей ни языка, ни светских манер, и это было так…

В то время когда Людвиг весь был в раздумьях, мать Айгуль получила известие о неожиданной смерти годовалого ребенка – внука своей сестры, что жила в другом ауле. Она сразу же стала собираться в дорогу, предупредив Айгуль, что та, как старшая дочь, должна ее сопровождать. По традиции, когда умирали малые дети, выражать соболезнование можно было без мужчин, лишь одним женщинам. Тем более что Ахмет должен был участвовать в сорокадневных поминках бая Камбара. Через час женщины спешно сели на коней и отъехали.