Роман Булгар: Пропавшее кольцо императора. III. Татары, которые монголы

Ничего, час торжества для нее, Гюрзы, еще настанет. Не зря же ее прозвали змеей. Она выждет нужный момент и смертельно ужалит.

– Где его держат?

– Его привязали к столбу…

Шумная стайка с пронзительными взвизгами и криками вывалилась на площадку возле столба и, оторопев от неожиданности, рассыпалась на десяток чумазых ребятишек, возрастом от трех и до семи лет. Чужак, привязанный к позорному столбу, привлек их всеобщее внимание. Кто-то исподтишка, прячась за чужие спины, кинул в странника слипшийся навозный комок. Кусок коровьего помета метко попал в лицо пленника, и он покривился, недовольно сдвинул рыжие брови, грозно прикрикнул.

Его демарш чуть-чуть напугал детвору, но не настолько, чтобы она разбежалась. Второй комок полетел с большей силой. В ответ снова послышалось грозное рычание хромого. Подобная занятная затея, за исключением его самого, вне всякого сомнения, всем понравилась.

– Грязное отродье, – глухо проворчал он, низко наклоняя голову под градом полетевших в его сторону комков.

Появившиеся воины какое-то время заинтересованно наблюдали за открывшейся их глазам веселой потехой и только потом двумя-тремя окриками быстро разогнали разошедшихся не в меру детишек.

– Пошли, тебя ждет наша госпожа…

Бросив важные и неотложные дела, шаман заспешил к позорному столбу, но пленника не застал, круто повернул и торопливо зашагал.

Гюрза, задыхаясь, едва поспевала за ним. Но не зря она страдала, пришли они как раз вовремя. Странник стоял перед Алан-Гоа.

С мстительной улыбкой старуха обнюхала перепачканного с ног до головы пленника и довольно ощерилась:

– Нынче от него воняет не меньше, чем от нашего народа…

Заранее не посвященные в ее коварные мысли сородичи изумленно обомлели от странных слов, тупо глядя друг на друга, поначалу робко заулыбались, а потом начали громко и без удержу хохотать.

Они все смеялись, пока по их смуглым щекам не потекли слезы. Развеселившиеся воины громко хлопали по спинам друг друга. Детвора пронзительно визжала, радостно подпрыгивая и суча ножками, даже не понимая, в чем сама причина охватившего всех безудержного веселья.

Зараженные всеобщим приступом смеха женщины тоже вскрикивали и захлебывались. Поначалу настороженно примолкшие собаки вторили своим хозяевам. Они в тон разразились невыносимым лаем, испуганно заржали кони, забили копытами…

Не смеялась лишь одна Алан-Гоа. Гордо выпрямив спину, она стояла чуть впереди своих воинов и с крайне плохо скрываемым напряжением смотрела на происходящее безумие.

Она никак не могла понять, откуда этакое скопление народа, что тут делает шаман, которого в такое время не выгонишь из его шатра.

Даже мерзко-противная Гюрза и та не поленилась, притащилась. Не укрылось от нее и то, что люди из их рода, скорее всего, ребятишки, успели изрядно поиздеваться над бедным странником.

Алан-Гоа даже поймала себя на промелькнувшей жалости к этому человеку. Пока все вокруг смеялись, женщина постаралась внимательно осмотреть его. Лицо пленника явно не принадлежало к их народу.

Большие голубые глаза. Его следовало бы назвать красавцем, если видеть только одну его, несмотря на все его униженное положение, все же гордо посаженную голову…

Когда смех поутих, Алан-Гоа спросила:

– Кто ты, откуда пришел?

– Зовут меня Атульген, – размеренно ответил хромой. – Пришел я к вам издалека. Много разных людей повидал. Твой народ понравился мне. Он умеет хорошо смеяться. Так заразительно смеются только дети и те, кто не держит за пазухой зла…

«Он неплохо сказал, – подумала Алан-Гоа, не спуская со странника своих испытывающих глаз. – Но он или ошибается или хочет сказать мне приятное про мой народ».

– Позволь мне, госпожа, жить в твоей великой орде и породниться с твоим народом.

– Кому ты, убогий, нужен! – донесся презрительно-насмешливый выкрик. – Скажи, куда надо смотреть, чтобы взять тебя к себе в дом?

Заявление вызвало новый взрыв оглушительного смеха. Разве только косая на хромца позарится, да и то, если окажется слепа на оба глаза.

– Что скажешь на это, чужеземец? – Алан-Гоа чуть-чуть прищурила левый глаз, ожидая ответа, от которого зависело многое, если не все.

Уловив в ее голосе завуалированное желание не столько помочь, сколько хотя бы попытаться понять и выслушать его до конца, Атульген придал своим словам долженствующую проникновенность:

– Не смотри, госпожа, что я калека. Мне ведом язык народов Китая. Я знаю хитрые проделки любого вора-разбойника тюрка из Хорезма. Одного лишь взгляда мне достаточно, чтобы распознать ложь и вывести обманщика на чистую воду…