Дмитрий Романов - Из варяг в греки. Набег первый

На золотой горе из палых листьев стояла жена Стояна, держала в одной руке факел, в другой – хлеб. Остальные женщины водили хороводы в пять рядов, и рябило в глазах от лент, венков, гривен и серёг – тяжёлых и звенящих. Трещали костры, и дым устилал землю и реку, а в нём кружились лица, горели глаза и белые улыбки в вечерних сумерках.

По обычаю парни и девицы с завязанными глазами искали друг друга, и как только собиралось двенадцать пар – символом равноденствия, – их обряжали, пестовали, и поили хмельным мёдом. Потом пары распускались, и всё повторялось. И так до тех пора, пока могли стоять на ногах.

К Любору всегда стягивалось больше всех девиц, словно те видели сквозь повязки. А на самом деле просто запоминали, как бежать к нему через луг, сколько шагов-поворотов. С выставленными руками бойко шли, пихались локтями, визжали, цеплялись за его рубаху. Он и сам громко и весело смеялся, и к ночи был совсем пьян и зацелован.

Янка сидела у костра, и только хмуро поглядывала. Он тоже замечал её, и всё хотел подойти, но суматоха, крики, подначки друзей – и вот опять понеслась весёлая игра. Один раз Любор всё же подошёл пригласить её на луг, но она показала ему язык и отвернулась. И не сказала, что прежде того сам Стоян проходил мимо неё и бросил:

– А ты тут посидишь. Нечего. У нас и своих девок хватает.

И потому Любор ушёл ни с чем, хотя заметил ещё у другого костра Филиппа. Направился к нему, и весело махнул рукой.

– Чернец! Ну хоть ты иди плясать!

Грек тоскливо улыбнулся.

– Грех это. Да ещё и в праздник.

– Это что? – Любор пьяно и нахмурено улыбнулся, – У вас там тоже Осенину встречают?

– Рождество Пресвятой Богородицы нынче, княжич. Один из самых…

– А, как знаешь! – за руку тащили его в хоровод.

В круговерти всего, оглушённый бубнами и дудками, а больше всего – хмелем, Любор плутал по краю луга в молодых рябинах. Тут его подкараулила тринадцатилетняя Светлуша, румяная и белая, и припала к его груди, будто бы со слезами, хотя то был только повод. Любор удивился, чего она плачет, и девчонка толком ничего не объяснив, полезла сама губами ему в лицо.

Но из лесу тотчас донёсся страшный рык, и Светлуша завизжав, брызнула прочь, к свету и кострам. Любор растерянно ощупал пояс – ножа не было… но и зверя не было. Из темноты бора вышла к нему Янка. Она рыкнула ещё раз, точь-в-точь по-звериному, и оскалилась.

– Янка! – Любор засмеялся, – Ну ловка, девка!

Она, всё с тем же оскалом, подошла вплотную, стянула его за ворот и ударилась губами в его губы. Любор почувствовал, как в теле его стало вдвое больше крови, как он задыхается, а руки уже сжимают её груди под рубахой и бёдра под понёвой.

От этого Янка снова зарычала, но не противилась ему, а напротив – сама толкнула его, они упали вместе, и как-то вдруг оказались без одежды. Осока и кора резали белую кожу, тряслась молодая рябинка, которую обхватила Янка, словно это могло спасти утопающего от бурного потока.

Только в глубокой ночи они, замёрзшие, вышли погреться у крайнего костра. Гулявших почти не было – кто спал навзничь, кто допивал из бочек, а многие парами разбежались по лесу, и иногда ещё были слышны из-за дерев зажатые стоны и тяжёлое дыхание.

– Вот я теперь и твоя, – шептала Янка на ухо, – И секретов у нас нет.

Любор довольно улыбался и гладил её распущенные волосы.

– Буду тебе женой верной.

– Завтра же! Завтра же отцу скажу!

– Постой, – она приложила палец к его губам, – Прежде выслушай. Тут жить нам не след. Мы уйдём.

– Как же не след? Почему?

– Князь отдаст город старшему своему, а ты ни у дел. Тебе надо идти собирать свою дружину. Или будешь бегать за братцем всю жизнь?

Любор молча глядел на россыпь углей.

– Не такого мужа я в тебе вижу. Знаешь, я же и сама рода сильного, знатного. Вы всё говорите, мол, людоеды… А это всё неправда. Искоростень – город больше вашего. А люди у нас хоть и в шкурах ходят, но свободные, да богатые. Я дочь богатого воеводы.

– И ты хочешь уйти к себе?

– Не я… мы! Теперь – мы.

– Но не гоже сыну из рода уходить. Предки завещали жене к нему, а не…

– А не думаешь ты, что у вас теперь предков не особо чтут? Не смотри на меня так зло! Это правда. Подумай сам. Этот грек… Того и гляди, Стоян христианского бога станет почитать.

Любор снова молчал. В глубине он был согласен с Янкой.

– А мы чтим старых богов. У нас они одни! Древляне, дреговичи, вятичи, поляне, радимичи – сколько племён! Но одни боги… И потому Аскольд в Киеве созывает всех нас, а одни вы не идёте.