Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Урхо не решился просить Ладу, да она сама его затронула. Остановила как-то:

— Чем озабочен, Урхо? Вижу печаль в очах твоих.

И лопарь рассказал ей и про сон, и про то, что хотел просить князя отпустить его, да не осмеливается. Не поможет ли Лада?

— Жаль мне будет расставаться с тобой, Урхо, — ответила княгиня. — Сколько помню, ты всегда был рядом. Но как не понять мне тебя? Упрошу Олега. Но станет плохо, возвращайся.

— Мне бы, княгинюшка, стойбище родное повидать, тридцать лет не был. Когда отец смотрел на меня оттуда, куда люди уходят навсегда, он говорил: «Ты стар, Урхо!» А тебе, княгинюшка, спасибо за добро, каким меня наделяла и там, на Ильмене, и здесь, в земле киевской.

— Аль я, Урхо, не тоскую по родному дому? Ох как ещё тоскую. А ты мне нынче душу опалил, я ведь и заплакать могу. Обещаю тебе: как пойдёт ладья в Новгород, так и отправляйся.

С вечера пустеют улицы Киева, и тишина повисает над городом, только лениво перебрёхиваются псы да пройдёт редкий дозор. Рано отходит ко сну город.

Едва стемнело, как с Горы спустились несколько гридней и поехали по мостовой. Застучали по плахам копыта. Воротная стража открыла створку, выпустила дружинников.

Дорога пролегала у Кучинской горы, отвесно обрывавшейся над Днепром. С другой стороны дорога тесно прижата Подолом. Оттого гридни растянулись в ленту. Но вот осталась позади теснина, и всадники, сбившись кучно, взяли в рысь.

Отправляя дружинников в Предславино, Олег велел начинать охоту без него, пообещав приехать утром. Накануне князю нездоровилось, и он долго парился в баньке. Гридень хлестал его берёзовым веником до красноты, пока Олег не разомлел. Князь был уверен: с восходом солнца он присоединится к охоте...

Васюк стоял у псарни, слышал, как гридни въезжали во двор, рассёдлывали коней, переговаривались.

Псарь вошёл в свою каморку, коротко бросил лежавшему на лавке Иву:

— Приехал!

Княгиню обнаружили утром лежащей на ковре с перерезанным горлом. Охота началась, а Лада всё не выходила, и тогда гречанка вошла в её опочивальню...

Когда Урхо появился возле убитой, здесь уже были князь и Ратибор. Лопарь беззвучно заплакал. Слёзы скатывались по его изрезанному морщинами лицу.

— Кто? Кому она мешала? — гневно спросил Олег, и голос его дрогнул.

— На неё ли, князь, нож точен? — ответил воевода, насупившись. — Но мы отыщем убийцу.

Урхо тяжко вздохнул и замер. Ещё и ещё раз вдыхал он воздух, что-то припоминая, пока не убедился: так пахло от того хазарского гостя, которого он видел на торгу, когда глазел на скомороха с медвежонком. Лопарь тронул Олега за рукав:

— Князь, мне известно, кто убил Ладу, я узнал его! Пошли гридней на хазарское подворье — он там. Это торговый гость из Итиля, его запах. Он был здесь. Не дай ему уйти!

...Ива схватили на перевозе. Олег сам допрашивал хазарина, и тот сознался. Князь повелел зашить Ива и псаря в мешок и утопить в Днепре...

Есть в истории события, в корне изменившие ход её развития. Вторжение в Европу варваров-кочевников было одним из них. Свирепые, не знавшие пощады и жалости, они разрушили Западную Римскую империю, уничтожили государство.

Преемницей Западной Римской империи стала Восточная Римская империя — Византия, разбросавшаяся на огромной территории Европы и Азии. Империя ромеев всё более и более тяготела к греческому укладу жизни, и оттого в те века торговые гости плыли в страну ромеев к «грекам», а великий водный днепровский путь величали как путь «из варяг в греки».

Могуществу Византии противостояли арабы. С годами они отвоевали у империи сначала Сирию и Египет, а потом и Африку. За Византией сохранились лишь Сицилия и юг Италии.

К концу IX — началу X века неудачи преследуют Византию и на Балканах, где родилось Болгарское царство. При царе Симеоне оно достигло своего зенита, заняв весь Балканский полуостров. Южная граница царства приблизилась к Византии, спустилась с гор в долину и временами доходила до крепости Адрианополь.

А с принятием в 865 году христианства Болгария становится независимой и от константинопольского патриарха, введя своё патриаршество...