Владимир Зима - Исток

Господи, ну почему — Параскева? Почему варвар не согрешил со мной?..

— Что ты такое говоришь?! — возмутилась игуменья. — Бог покарает тебя за подобное святотатство!

— Заткнись ты, старая ханжа!.. — оборвала её Феофания. — Я только о том стану молить Бога, чтобы ты отвязалась от меня или хотя бы чтобы тебя отвязали от меня...

— Кого Господь желает покарать, того он лишает разума, — сочувственно вздохнула игуменья. — Ничего, Бог милостив... Я буду молиться за тебя, сестра Феофания. И если душа твоя испытывает священный трепет пред Божьим судом, если ожидаешь ты справедливого приговора своим поступкам, поразмысли, в каком свете предстанешь ты пред Судией...

— Где же он, наш Спаситель?! Почему не защитил своих невест от рук варваров?! — вскричала Феофания.

— И если Судия задерживает наше спасение, то лишь из-за любви, а не по безразличию, по своему разумению, а не по причине бессилия: ведь Он мог бы, если б пожелал, явиться и в настоящий момент, но не является... Он ждёт, пока число наше исполнится до последнего. Так сказано у Блаженного Августина.

— Чтоб ты сдохла, старая ханжа!..

— Наибольшим удовольствием для праведников будет, вкушая райское блаженство, наблюдать за тем, как в геенне огненной корчатся в муках грешники, осуждённые высшим судией... — с наслаждением вымолвила игуменья.

— Не дождёшься! Параскева, сестра!.. — прокричала Феофания. — Вызволи меня от этой стервы! Сил моих больше нету...

В речную заводь, где расположились на днёвку лодьи боярина Могуты, вошли три фелуки под косыми полосатыми парусами.

Арабы подошли к берегу, огляделись.

Силы были примерно равными — и по числу людей, и по числу лодий, — а кроме того, арабы поняли, что славянские лодьи загружены товаром, так что можно было причаливать, не опасаясь неожиданного нападения.

По берегу к шатру Могуты пришли три арабских базаргана в чёрных одеждах, привели с собой толмача.

— Куда путь держите? — поинтересовался Могута.

— Хотели бы дойти до Куябы, чтобы там купить рабов и меха, — помогая себе жестами, сказал толмач, — Но мы опасаемся жестокости от жителей Куябы.

— Слышали мы от людей знающих, что сакалиба не любят чужеземцев, убивают их, — добавил второй базарган.

— Кто это такое сказал? — возмутился Могута.

— От хазар слышали, — развёл руками толмач.

— Не верьте ни единому слову! Хазары по всему свету распускают слухи о том, что на Руси-де живут дикари, которые ловят чужеземцев и жарят их на кострах... Если верить хазарам, в русской земле всякого торговца подстерегают одни беды и никакого прибытка, так?..

Толмач залопотал по-своему, важные базарганы кивали головами и гладили шелковистые бороды.

— Для чего это делают хазары? А всё для того, чтобы отпугнуть гостей от Киева... — сказал Могута. — Знамо дело, ежели гости свой товар в Итиле продадут, каган получит десятину, а лишись он торговых пошлин, что ему останется?.. В дальние походы его дружина давно уже не ходит, поблизости хазары всех разорили, с голого больше одной рубахи не снимешь... Вот и несут околесицу. Всякий порицает в других людях лишь то, чему ужасается в себе и от чего сам хотел бы избавиться... А нам это весьма обидно!

Снова залопотал толмач, снова важно принялись кивать базарганы.

— А ежели желаете девок купить, так для чего вам в Киев идти, через пороги трудиться? Такого добра я вам и тут могу продать... Вона сидят — одна другой краше!.. А что у вас есть на продажу?

— О-о-о!.. У нас есть замечательный товар!.. У нас есть ароматы, у нас есть шёлк, у нас есть золото, у нас есть серебро... — оживился толмач.

— Тогда мы с вами поладим, — заверил арабов Могута.

Состоялся скорый торг: Могута обменял рабынь-гречанок на арабские шелка и благовония.

Елена, почувствовав своё влияние на предводителя тавроскифов, попросила Могуту, чтобы он не продавал сарацинам, а оставил при ней сестру Феофанию.

— Подружка твоя, что ли? — поинтересовался Могута. — Чего ж ты раньше не сказала? Мы бы её не вязали, она бы тебе прислуживала...

Елена не сомневалась в том, что Феофания скорее останется с ней у тавроскифов, чем с игуменьей Екатериной — у арабов.

Лодейники налегали на вёсла, но время от времени опасливо косились на темнеющие берега, по которым то и дело скакали дикие степняки.

Когда караван приблизился к порогам, Надёжа приказал всем лодейникам надеть брони.

— Я бы попробовал не пробиваться с боями, а тихонько проскользнуть мимо степняков, — сказал Могута, обращаясь к сыну.