Владимир Зима - Исток

— У всякого человека есть возможность, дарованная ему Богом, — обрести вечное блаженство... Стоит только уверовать в это...

Могута молчал.

Он не нуждался в вечном блаженстве.

Он желал лишь одного — воли!..

Две лодьи боярина Надёжи подошли к Киеву в пятницу утром, когда на Подоле кипел торг.

Безрадостным было то возвращение, хотя лодьи и были до краёв наполнены заморским товаром.

Прибежала на берег боярыня Радмила, выслушала худые вести и заголосила, катаясь по сырой земле. Как ни утешал её Надёжа, над речным берегом безостановочно неслись рыдания:

— Свет очей моих, Могутушка, на кого ж ты нас покинул?! Как жить нам теперь без тебя?!

Две гречанки жались друг к другу, сидя на дне головной лодьи. Елена изо всех сил крепилась, чтобы не разрыдаться вместе с простоволосой боярыней.

Лодейники хмуро таскали мешки в амбары, убирали в лодейный сарай снасти и вёсла. Кормщики руководили разгрузкой, против обыкновения обходясь без крепких слов.

Послышался топот копыт, и на берег вынеслась полусотня князя Аскольда.

Надёжа сорвал с головы колпак, низко поклонился светлому князю.

— Здоров будь, Надёжа! — спешиваясь и бросая поводья подбежавшему пасынку, сказал Аскольд. — Что слышно в мире?

— Светлый князь, совсем житья не стало от степняков!.. Подстерегли нас на порогах, напали в темноте... Боярина Могуту в полон увели, два десятка лодейников жизни лишили... Доколе нам терпеть от лихих разбойников?!

— А отчего же ты сам ходил, а не с нашим караваном? — укорил его Аскольд. — Наши лодьи все целы.

— Дак ведь хотелось прежде всех в Корсунь прийти, поскорее обернуться, — виновато оправдывался Надёжа.

— А черниц где взял? Тоже в Корсуни купил?

— В Суроже... — не поднимая головы, ответил Надёжа. — В монастыре... Одна из них, сказывали, невестой царьградского императора была... Светлый князь, возьми их себе!..

— И то... — усмехнулся Аскольд. — Успел откупиться, Надёжа... И впредь запомни: не поступай вопреки справедливости, не иди против закона — если и не навредишь себе, всё равно будешь сожалеть о содеянном. За твои разбойные дела достоин ты наказания, но коль черниц мне отдал, так тому и быть — прощаю.

Обернувшись к своим пасынкам, Аскольд негромко скомандовал, и в тот же миг черниц на руках вынесли из лодий, усадили на коней и увезли.

По утрам великий князь Киевский Дир творил суд и расправу.

С утра заполнялась ратниками просторная Пасынча беседа — место ежедневного сбора дружины на смотр, на беседу, на развод караулов, на распределение неотложных работ...

Княжеский Детинец был центром всей жизни Киева. Сюда приводили на расправу воров, пойманных ночью на месте преступления. Здесь княжеские тиуны разбирали тяжбы между горожанами, а сам князь разрешал споры лишь бояр, старцев градских да старших дружинников.

Суд вершился гласно, в присутствии волхва и смердов. Свидетели — видоки, послухи, поручники — впоследствии хранили в памяти решение суда, а также демонстрировали его определённый демократизм.

Личное судебное разбирательство князя отвечало желаниям народа и его вере в справедливость верховного правителя: «Сам князь — без греха, а если и случаются порой злоупотребления, во всяких нарушениях правды повинны бояре да тиуны...»

К Диру, сидевшему на высоком резном крыльце, подбежал запыхавшийся тиун, заглянул в глаза повелителю, дожидаясь, когда можно будет слово молвить.

— Говори, — сказал великий князь.

— На Днепре словене показались. Три большие лодьи.

— Кто идёт и куда?

— Воевода холмградский Вадим с посольством от Гостомысла.

— Добро... Чай, подмоги просить будут? Не иначе, Гостомысл опять в дальний поход собирается, а силёнок своих маловато... Ну, мы подсобить сможем, а, Радомир?..

— Отчего бы и не пособить за хорошую плату? — усмехнулся Радомир и залихватски покрутил усы.

— Аскольду передай, чтоб явился в Детинец. Где Аскольд?

— Поехал в Вышгород, — доложил воевода Радомир и громко загоготал.

— Ты с чего это развеселился? — нахмурился Дир.

— Сказывали люди, будто боярин Надёжа в подарок Аскольду двух черниц греческих привёз, вот он и поехал с ними забавляться!

— А ну, призовите его сюда! — тоном, не предвещающим ничего хорошего, приказал Дир. — Ужо я ему позабавляюсь!.. Мало ему своих баб, так нет же — подавай черниц греческих!.. А ты чего смеёшься?!

— Виноват, княже Дир... — потупился Радомир и постарался перевести разговор на иную тему: — Баяли на торгу, будто бы Гостомысл славгородский рать собирает от всех племён... Будто бы надумали словене отказать варягам в дани.