Владимир Владыкин - Расслоение. Историческая хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

Вождь нечасто вспоминал, как во время отдыха на юге его жена Надежда Аллилуева просила, чтобы Берия не бывал у них дома, которого органически не переносила за одно то, как тот сверлил её линзами пенсне, отчего ей казалось, будто он её раздевал змеиным взглядом. Но ей всегда приходило на ум одно и то же, что этот человек что-то затевает плохое против их семьи, или сам доверил ему наблюдение за ней? И когда Берия брал дочь Светлану на руки, Надежда гневно полыхала глазами. «Иосиф, я этого не могу вынести, ты же посмотри, как он её держит? Это же вампир, бес, он надорвёт Светлане здоровье». «И что ты такое говоришь, у тебя нэрви расстроились, пойди да поспи. Я тут рядом работаю, а Берия у меня под наблюдением. Не бойся, иди, иди, Надя». И она уходила. Но с каждым появлением этого человека у них на даче, Надежда менялась в лице. Почему она думала так бездоказательно, что Берия ненадёжный человек? Эти подозрения жены у него вызвали недоумение, и в то же время он думал, что Надя хотела его с ним рассорить, так как в то время Сталин уже начинал не доверять не одним своим противникам, но и своей жене. А к тому было серьёзное основание, ведь она пыталась раскрыть ему глаза на то, что происходило в стране. Народ живёт в страшной нищете, цены растут, а улучшение жизни не наблюдалось, наоборот, коллективизация породила голод и нищету. И её обвинениями его политического курса он был очень огорчён, что Надежда совсем не понимает его конечной цели. Он растолковывал, что крестьянам вредно давать самостоятельно распоряжаться результатами своего труда, поскольку страна так никогда не получит от них в достатке хлеба и продовольствия. Народ надо держать в узде и постоянно его понукать, чтобы служил партии и государству, а не своей кубышке. К нему иногда приходила догадка того, почему Надя покончила с собой. Неужели она боялась идейно разойтись с ним и тогда могла встать к нему в оппозицию. А он бы этого не выдержал и занёс её в личные враги. И то предсмертное письмо, которое она оставила его в этом убеждало. Он был так на неё обижен, что смерть жены принял за предательство и удар в спину. «Надя не простила той моей фразы на банкете по случаю годовщины октябрьской революции: «Эй, ты, пей». Он и сам не знал, как вырвались эти слова. Хотя он лукавил; ему не нравилось то, как она порой истерично ограждала его от Берии. И когда она говорила, что Лаврентий оказывал на него влияние, как демон и может внушить ему, что она, жена, его личный враг. И тогда ему ничего не стоит упечь её в лагерь. Но самое опасное было в том, что Надя, которую он считал самым близким другом, уже не такими преданными глазами смотрела на него, и он боялся с женой духовного разрыва…

В то время Берия был нужен Сталину, так как ещё при Ягоде зрел заговор, а при Ежове мог вот-вот осуществиться, об этом ему докладывали люди Берии. Так что только при Лаврентии он почувствовал себя несколько спокойным. И ему одно сильно не понравилось, когда Берия стал усердно выпускать из лагерей якобы безвинно посаженных Ежовым политзаключённых. Он ему сам подсказал разобраться, всех ли заговорщиков расстрелял Ежов, которых к уничтожению готовил ещё Ягода? Тогда ему Власик говорил, что Ежов для чего-то сохранял их в живых. Берия каким-то образом узнал об этом и пошёл на опережение, то есть избавился от них и доложил Сталину. Неужели Лаврентий его прослушивал? А ведь он лично исполнял его поручения по разоблачению последышей «заговорщиков Тухачевского»…

Когда Берия пришёл к власти в карательном органе партии, Сталин поставил перед ним задачу – выпустить из лагерей до двухсот тысяч неправомерно арестованных Ягодой и Ежовым, чтобы очиститься самому и показать народу, что партия восстановила справедливость и социалистическую законность…

И вот в Кунцево, глядя на членов политбюро с саркастической улыбкой, Сталин старался на время забыть о Берии. Хотя в такие минуты, думая, что Лаврентий всё равно от него никуда не убежит, любил над своими соратниками подшучивать, а то от души и посмеяться. Он даже не гнушался поиздеваться над Хрущёвым, когда заставлял Хрущёва прихоти ради залезать под стол и оттуда издавать то ли собачий лай, то ли кукареканье, а то и заблеять козлом.

Между прочим, в такие минуты Сталин инстинктивно ненавидел Хрущёва за его неуёмный темперамент, который он проявлял особенно, когда возглавлял Московский горком партии. «Ты лучше козлом поблей и попрыгай, – про себя думал Сталин, – мне твоя самостоятельность нэ нужна. Я должен тебе подсказывать и тобой управлять. А тебе остаётся лишь слушать меня!»