Любовь Паршина - Сильфиды, виллисы и прочая нежить. [История чёрного серебра]

– Вот как? Быстро. И что же говорят обо мне?

– Разное. Ваш отъезд из театра вместе с Жюлем Серро произвел фурор. Если сможете разбить его сердце, вам будут завидовать все женщины Парижа…

– Сожалею, мадемуазель. В мои планы не входит разбивание его сердца. У нас с ним чудесные дружеские отношения.

– Он зовет вас богиней.

Кьяра от души, звонко рассмеялась.

– Какой милый мальчик.

– И оставил в тот вечер ради вас своего друга.

– Друга? Бросьте! Кавалера на один вечер. Скажите, а почему вас так тревожит судьба Жюля?

– Мадам, она меня вовсе не волнует! Я… – Делия вдруг почувствовала, что сорвалась почти против своей воли с лукаво-игривой манеры на простой разговор. – На самом деле, я хотела спросить вас про нечто иное.

– Прошу вас, спрашивайте.

– Вы были вчера в театре, видели меня.

– Да. Вероятно, для этого вы и выходите на сцену, чтобы вас видели.

– И вы смеялись. Вы насмехались надо мной?

– Отнюдь. Вас я тогда не знала. Меня позабавила только ваша манера танца. В отточенном умении вам не откажешь, но вы были смешны в своем стремлении понравиться своему покровителю. И в своей гордыне тогда, на поклонах…

Делия онемела. Ее лицо, грудь и ладони вспыхнули, она принялась, что есть силы обмахиваться веером.

– Да как вы смеете? Мой покровитель… – она усмехнулась. – Мой возлюбленный – маркиз де Венсен. И в его силах навсегда разорвать связь между вами и сколько-нибудь приличным обществом. Кто заступится за вас, мадам? Милашка Жюль?

– Право, не пойму, чем именно вызвала такой гнев.

– Я вас презираю! – прошептала Делия и, вскочив, умчалась прочь из комнаты.

От ветра, поднятого ее юбками, зашелестели на столе карты, качнулись в кадках орхидеи.

Кьяра снова засмеялась.

Делия никому не рассказала о разговоре в зимнем саду, решила подождать, пока на руках у нее окажется козырь и она сможет достойно отплатить итальянке. Но с этого вечера несчастья словно бы преследовали мадемуазель Дево.

Вначале маркиз де Венсен за неделю ни разу не остался ночевать. После ужина отвозил ее домой или просто отправлял в своем фиакре, а сам оставался в ресторане.

В конце недели в гримерную к Делии подселили новую молоденькую балерину.

Прима вернулась, новых ролей Делии не предлагали. Вновь она была в первом ряду кордебалета.

Делия хотела перемолвиться словечком с милашкой Жюлем – из праздного любопытства – но узнала, что он слег с лихорадкой.

Устав ждать козыря от жизни, Делия отправилась к Мадлен, одевшись, как гувернантка и не накрасившись, чтобы та в полной мере ощутила глубину ее страдания.

Этот ход сработал безукоризненно – Мадлен, разбиравшая в гостиной корреспонденцию за чашечкой кофе, всерьез встревожилась за подругу.

– Милая, что с тобой случилось? Садись, скорее! Матильда, принеси еще кофе и пирожных. Что такое, Делия? Тебе нездоровится? У тебя неприятности?

Они устроились в малой гостиной, обильно украшенной лепниной и сверкающей атласом стен.

Делия вздохнула, словно старалась успокоиться.

– На меня будто навели цыганское проклятье. Все было так чудно, так хорошо, а теперь все рушится, ускользает сквозь пальцы… – к концу фразы голос ее и в самом деле дрогнул.

Мадлен закивала. По глазам ее было видно, что она жаждала подробностей, но ей пришлось ждать почти минуту, пока мадемуазель Бланш нальет Делии кофе.

– Благодарю, – прошептала Делия и отпила глоток. – Все началось с того вечера, с разговора с чертовой итальянкой.

– О, так ты с ней говорила? А мне не рассказала!

– Потому что это был ужасный разговор. Ты бы только слышала, что и как она говорила. Это не женщина, а какое-то чудовище! Она действительно была замужем?

– Кажется, да. Этот пудовый медальон у нее на шее – слышала, это что-то в память о муже.

– Не удивлюсь, если там у нее мышьяк, а мужа она отравила.

Мадлен залилась смехом.

– Как забавно, дорогая! Надо будет непременно рассказать на одном из вечеров. Кстати, ты собираешься быть у меня в следующую пятницу?

– Не знаю, право. Я сама не своя. И Анри – так холоден…

– Холоден?

– Да… – Делия действительно хотела поделиться с подругой своим главным женским горем, но тут что-то словно предостерегающе кольнуло в глубине души. – Понимаешь, обычно он был очень пылок. А теперь все стало так, словно мы женаты. Хотя, чему я удивляюсь? Мы не первый год вместе и так привыкли друг к другу. Может, так и должно быть, а я зря терзаю себя пустыми сомнениями? Как ты думаешь, дорогая?