Но ее крик звучал песней для него, услаждал слух, а по венам быстрее побежала кровь, вызывая ликование. Старик обрушил на нее еще удар, с каким-то диким, свирепым наслаждением глядя на то, как ее нежная белая кожа на спине вспарывается кроваво-красными длинными полосами. Девушка кричала, рыдала в голос, до умопомрачения сгорая от адской боли, которая разрывала ее тело от каждого беспощадного удара плетью. Она умоляла и проклинала изверга одновременно:
– О, ПОЖАЛУЙСТА, ХВАТИТ! МЕРЗАВЕЦ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! НЕНАВИЖУ! ПОЖАЛУЙСТА ХВАТИТ! Я НЕ ВЫНЕСУ… ОСТАНОВИСЬ!
Но Бужор бил еще и еще, его хлыст уже окрасился кровью. Даже когда Илинка уже замолчала, он никак не мог остановить наказание. «Она теперь усвоит, кто ее повелитель! Эта дрянь поймет, кто тут решает, жить ей или умереть!»
И еще! Удар! Еще и снова! Перед глазами бесновавшегося Бырцоя все сплелось в единый головокружительный клубок ярости. Сырой затхлый запах, исходивший от стен, смешивался с запахом крови. И старик бил, уже не замечая того, что девушка безвольно висит на цепях, не реагируя на его выпады. Бил до тех пор, пока Марку не перехватил его руку перед очередным ударом. Бужор, на губах которого белела пена, даже зарычал, обратив к своему слуге разъяренное лицо. Но тот крепко держал его, не позволив больше ударить девушку. Голос мужчины прозвучал тихо, но уверенно:
– Достаточно, домнул. Вы убьете ее.
Бужор не ответил, глядя пустым одичавшим взглядом в глаза Марку. Он уже потерялся в реальности. Перед ним словно разверзлись врата ада, но Сатаной там был только он сам. Старик медленно отступил, посмотрев на Илинку. На ее спине не осталось ни одного живого места, не тронутого хлыстом. Ужасающие кровавые раны покрывали ее спину от шеи и до бедер. А Бырцой любовался ими, как бесценным произведением искусства. Он потянул к себе хлыст, который, скользнув по каменному полу, оставил на нем багровую дорожку. И, обратившись к Марку, Бужор вполголоса произнес:
– А теперь приведи ко мне этого щенка.
* * *
Сознание возвращалось к ней тяжело, прорываясь сквозь пелену страшной боли и дикой усталости, сковавшей все тело. Она не хотела цепляться за эти мимолетные всполохи реальности, охотно отдавая себя во власть тьмы, которая спасительно уносила ее в свою глубокую бездну. Сквозь боль она слышала, как с потолка капала вода, гулко разбиваясь о каменный пол.
Шли часы, а тишина, воцарившаяся в подземелье после того, как истерзанная девушка впала в забытье от нанесенных увечий, вновь нарушилась новыми стонами. Илинка не слышала их потому, что боль от ран, которыми была покрыта ее спина, заглушала все. Ее так и не сняли с цепей. Прикованная кандалами к стене, девушка продолжала безвольно висеть, то приходя в себя, то опять теряя сознание.
Все стихло спустя несколько часов, но безумие еще витало в воздухе, приправленное тяжелым запахом крови. Илинка очнулась, ничего не видя перед собой, и тяжко выдохнула. Она попыталась выпрямиться, но от слабости у нее ничего не вышло, а боль охватила с такой силой, что с губ ее сорвался громкий стон. Ей дико хотелось пить. От жажды пересохло в горле, а запекшаяся на губах кровь мешала открыть рот, чтобы вздохнуть. Но она даже не могла плакать. В голову Илинки стали закрадываться более губительные мысли. А что дальше? Теперь ее оставят здесь? Умирать?.. А может быть, где-то тут, за стенами, вот точно так же прикованы уже превратившиеся в скелеты… первые две доамны Бырцой. Она будет третьей… И никто никогда не узнает, что сталось с ней.
Спина болела так сильно, что девушка уже начала мечтать о скорой смерти. Безмолвие промозглого подвала нарушалось ее тягостными стонами и трудным дыханием. Но, балансируя на грани реальности, Илинка вдруг услышала какие-то звуки. Она медленно подняла голову и прислушалась. Она слышала их ранее. Она их узнала. Доамна нашла в себе остатки сил, чтобы встать на ноги и прислонилась щекой к холодной стене. Шорох был рядом… Будто кто-то метался, как зверь в клетке, а чьи-то стоны становились все громче, наполняясь большей и большей мукой. Глухой лязг цепей стал свидетельством того, что не одна она была здесь пленницей. Девушка прошептала:
– Янко?..
(Отрывки из дневника Бужора Бырцоя)
…Сегодня умер Дорел. Это случилось после полуночи, я еще не спал, когда услышал, как истошно начала кричать Шофранка. Дорел мертв. Конец всему. Все года потрачены впустую, все мои знания обратятся в прах, как и я сам, когда смерть заключит меня в свои зловонные объятия. Я не могу описать своего состояния. В глазах меркнет, я будто гнию изнутри.
Читать дальше