Владимир Абрамов - Хочу женщину в Ницце

«Черт, это же такая удача – сразу одним ударом избавиться от сумасбродной Матильды да еще возможно и денег нажить!» Дягилев лишний раз утвердился в принятом решении. Париж ожидал приезда ярких звезд Мариинки: великих Павловой, Карсавиной, Нижинского и Фокина. Рубинштейн была представлена в списке последней. «Last but not least» – последняя по счету, но не по существу дела, – полагала Ида. Переработка Фокиным «Египетских ночей» под измененным названием должна была стать мощным трамплином для Бакста и Рубинштейн. Бакст придумал костюмы и декорации в духе Древнего Египта, открывая новую грань своей собственной личности. Никто тогда и не пытался лепить из Иды классическую балерину, но пластика ее тела отличалась чрезвычайной выразительностью, и Фокин ожидал фурора. В парике, обсыпанном голубой пудрой и в полупрозрачном наряде, Ида торжественно предстала перед публикой. Зрителям явилась настоящая богиня и чародейка. Рубинштейн тогда сразу свела Париж с ума, но это был даже не триумф и фурор, ожидаемый Фокиным, нет, это был какой-то всепарижский психоз, поскольку зрителям, пришлось воистину узреть божественное чудо. Первый русский балетный сезон 1909 года был триумфально завершен. Предстояло торжественное возвращение на родину.

В Петербурге газеты шумели о победах «Русских сезонов», но и не только о них. Многие издания пестрели злыми слухами вперемежку с откровенными сплетнями, смакуя особые отношения любвеобильного Дягилева с Нижинским. Также всех интересовала кругленькая сумма, которую якобы получал Дягилев от миллионерши Рубинштейн за каждый ее выход на парижскую сцену. Называли даже сумму в тридцать тысяч франков. Слухи муссировались, полные иронии и насмешки, и распространялись в надуманных подробностях по всем городам России. «Все это вздор!» – возмущался Александр Бенуа, но его тогда никто не хотел слушать.

В предстоящем сезоне 1910 года нужно было закрепить победу русского искусства. Дягилевым был заказан еще один новый балет на восточную тему с декорациями Бакста. Выступления уже планировались в Гранд Опера. Теперь Париж должна была потрясти «Шахерезада». Понятно, кто должен был доминировать на этот раз. По поводу героини сомнений не было. На этот раз в Париже не было не только Кшесинской, но и Павловой. Анна отказалась сама, не желая делить предстоящий успех с Идой, партнером которой, как и в «Клеопатре», был великий Нижинский. Однако даже его танец не мог затмить искусства жестов, которым в совершенстве владела Ида. Сладострастность танцев и поз, царственное великолепие Иды, гармония ее тела просто сразили весь Париж и покорили даже тех, кто никогда не ходил в театр, а видел ее фото только в газетах или анонсах, развешанных на фонарных столбах. «Шахерезада» стала не просто балетом, а эмблемой русских сезонов 1910 года.

Художественную целостность спектаклю придали без сомнения декорации и костюмы Бакста. Лучшие художники мира и модельеры Франции искали случая познакомиться с Идиным Левушкой, который в Париже тоже стал звездой. Известный французский писатель того времени Марсель Пруст, глядя на выступление Иды, сказал: «Ничего не видел прекраснее». Наконец состоялось торжество ее женщины, женщины-вамп, доселе неизвестного никому эротического образа восточной дивы. Теперь изображение ее лица красовалось всюду, даже на конфетных коробках. Моду в Париже стала задавать только Ида. Все что раньше считалось недостатком она возводила в эталон.

Своих парижских тетушек, которые пришли поздравить своенравную племянницу с успехом «Шахерезады», новая звезда даже не пожелала узнать. В Россию танцовщица уже не возвращалась никогда. Она купила себе в Париже дом и ушла от Дягилева, желая стать независимой в своем творчестве. Роли второстепенных мимических актрис ее уже не интересовали, а художественный патронаж русского импрессарио стал в тягость. Впрочем, она и раньше повторяла одно и то же: «Я не могу идти с кем бы то ни было. Я могу идти только одна». Казалось, все ее мечты сбылись, но она уже жила новыми проектами и во многом преуспела. Самые элитные парижские салоны наперебой спешили распахнуть свои двери, называя ее культовой фигурой парижской богемы. Наконец ее известность перестали связывать с именем Дягилева, она стала независимой экстравагантной покровительницей искусства и светской львицей, к тому же продолжала быть актрисой. Она поручила д’Аннунцио, этому невзрачному классику итальянской литературы, написать мистерию в стихах под названием «Мученичество Святого Себастьяна». Музыку Ида заказала Дебюсси, костюмы, конечно, Баксту. В спектакле роль святого играла сама Ида. Это был очередной скандал, как и с «Саломеей» в Петербурге.